Поэты и джентльмены. Роман-ранобэ - стр. 17

А вот и двери. Швейцар распахнул так предупредительно, что доктор Даль едва не получил по лбу.

Остановился. Промокнул платком лицо. На всякий случай беглый взгляд на вывеску. Savoy. Все верно. И шагнул внутрь. В прохладу. В полумрак. Глаза его, ослепленные солнцем, не сразу увидели деревянные квадратики панелей, блеск столиков, лоск кожаных кресел – и что в одном из кресел помещалась массивная фигура. Как и полагал Даль, профессор Эвальд держал перед собой часы.

Увидев Даля, он тотчас щелкнул крышечкой. Убрал золотой диск в жилетный кармашек. Приподнял радушно зад, протянул пухлую руку, блеснув золотыми запонками:

– О, дорогой коллега! Рад приветствовать. Прошу.

Рука была сухая, прохладная, чуткая. Привыкшая ощупывать больных дам: деликатно, но властно и по делу. «Рука терапевта», – подумал Даль. У хирургов обычно руки бесцеремонные и точные, как у фортепианных виртуозов. Герр Эвальд щелкнул в воздухе пальцами. Тут же у кресла вырос кельнер, склонил пробор.