Поэты и цари - стр. 55
Интеллигент чаще всего не прочь сладко пожить, хотя для этого не будет ни унижаться, ни продаваться, ни красть (в отличие от вечных чеховских оппонентов – чиновников). Но как-то он ухитрится жизнь обставить за этим карточным столом. Получать удовольствие от жизни – это и Чехов, и Интеллигент всегда готовы. Но быть довольным жизнью, довериться ей, не роптать и не страдать – это уж увольте. И Чехов, и его интеллигенты здесь Жизнь поматросили и бросили. Жизнь может жаловаться в арбитражный суд.
Игорь Свинаренко
О ВРЕДЕ ПОРЯДОЧНЫХ ЖЕНЩИН
Некий москвич средних лет поехал в Крым на отдых.
Причем, будучи отцом семейства, поехал один. Он особо не распространялся о том, как там провел первые две недели, но точно известно, что на пляже не валялся и в запой не уходил. А что же тогда? Можно только догадываться о его развлечениях, зная о наличии в тех краях разных студенческих баз отдыха, фестивалях, карнавалах и просто недорогих проституток – в самом деле, не могли ж они все в одночасье уехать в Москву.
И вот однажды сидит он в кафе на набережной и видит явную непрофессионалку, которая одна со скучающим видом прогуливается вдоль моря. Он всмотрелся: симпатичная. Надо полагать, тоже приехала отдохнуть от тягот семейной жизни. Прибыла, похоже, только что: загара нет. Москвич, естественно, побежал знакомиться со вновь прибывшей, пока никто на нее глаз не положил. Завел беседу. Она тут же говорит: скучно. Он намек понял. Но тем не менее на тему скуки пошутил: вот, приезжают люди в Ялту и им тут скучно; а сами из Белева или Жиздры, – то-то у них там якобы весело! Дама злую шутку проглотила, хотя все поняла: она была из Серпухова, кажется. (Я, кстати, бывал в Жиздре: такая пыльная дыра, что после нее даже Хельсинки кажется большим веселым городом. Хотя справедливости ради надо сказать, Жиздру я посещал в последний раз еще при советской власти; может, она с тех пор сильно изменилась и сравнялась с Лас-Вегасом?)
Дальше, понятно, обеды, ужины, вино, прогулки, причем дама везде, наподобие телеведущей Светы Конеген, таскалась со своей собачонкой. После, разумеется, в койку. Дама оказалась в этом смысле никакая, не по этой части, зато тут же началось обычное нытье провинциальных девушек: «А, ты меня теперь не уважаешь» и прочая ерунда. Москвич тем не менее продолжал проводить время с этой дамой: остальные были еще занудней.
Потом они разъехались по домам и зажили как прежде.
Но потом в рутину вкралась поправка: однажды зимой москвич поехал в Серпухов, нашел там эту даму, зазвал к себе в гостиницу – и они возобновили нежную дружбу. Она стала наезжать к нему в Москву, где они встречались опять же в гостинице.