Подводные камни - стр. 10
– Если и был, что… – начал Павел Ильич.
– Идемте, его разбудим, – предложила Проша и направилась из передней к лестнице, освещая путь подсвечником из гостиной. – А фонарь керосиновый, он там, на столике, напротив дивана, и керосина в нем совсем не осталось, Павел Ильич.
– Видел, Проша, видел, – Павел Ильич нервно шарил по карманам, видимо, намереваясь взглянуть на часы, тяжелые, на массивной цепи, с которыми он никогда не расставался.
Но часы остались на кухне: во всей этой неразберихе и в тревогах за дочь он совершенно позабыл про время. Глядя за окно, о нем ничего определенного сказать было нельзя. На улице стоял сумрак, через который не пробивалось ни лучика. Дом на противоположной стороне переулка выглядел большим темным пятном, и если не знать, что там дом, то можно было подумать, что видна какая-то стена, огромная гора песка или окраина леса.
– Александр Матвеевич, любезнейший, прошу вас, как своего давнего друга прошу, побудьте с нами сегодня, присмотрите за дочерью, вы же знаете, как я беспокоюсь за нее, тем более теперь, когда такое случилось, и я не знаю, что и думать, куда себя деть, – засуетился Павел Ильич.
По нему было заметно, как он нервничает, как кусает губу, как старается не обращать внимания на то, что одет совершенно неподобающим образом, что в гостиной и в доме от беготни царит развал.
– Побуду у вас, Павел Ильич, понимаю, обстоятельства складываются в высшей степени непросто, – Александр Матвеевич задумался. – Только, если позволите, я напишу записку, будьте любезны, отправьте за моими вещами, да и без очков я, как без рук, а собираясь к вам, не заметил, никак не мог найти, запропастились куда-то.
– Не беспокойтесь, Александр Матвеевич, – Павел Ильич строго посмотрел на Прасковью. – Проша даст вам бумагу и чернила, сбегает, а вы еще раз, прошу вас, осмотрите дочь. Мне же нужно поговорить с Андреем, и поговорить серьезно.
Он, тяжело ступая, пошел по лестнице наверх, в темноте нащупал дверную ручку, и, кашлянув, повернул ее и толкнул дверь вперед. Шторы на окне не были задернуты – и при потушенном свете Павел Ильич разглядел и разбросанные вещи, беспорядок на столе, и Андрея, закрывшегося одеялом с головой. Подойдя ближе, Павел Ильич ощутил тяжелый запах, исходивший от дыхания сына, и невольно поморщился.
– Андрей! – громко сказал он, – Андрей!
Андрей даже не шевельнулся, лишь слегка посапывал.
– Андрей! – повторил Павел Ильич и, подойдя и сдернув одеяло, с размаху ударил сына по лицу.
Сам он не ожидал от себя такого, да и Андрей меньше всего был готов к тому, что проснется от того, что кто-то бьет его по лицу, так нагло, так вероломно зайдя в комнату.