Подснежник - стр. 21

Огнедышащая «топка» наконец закрылась, выбросив фразу обращенную Егору Федоровичу, о том что теперь это его ответственность. Контроль за начальником уголовного розыска. Для меня это было хорошо. Этому делу уделили внимание и теперь никто не позиционирует Шустову, как дамочку решившую «погулять» при этом выключив телефон. Для возбуждения статьи-убийство конечно пока ничего не было, но полномочия и выделение времени на поиски теперь обеспечены.

Одной из проблем, с которой сталкиваешься во время работы над материалом, это то что тебе одному кажется, что оно должно стать в приоритете с той текучкой идущей ежедневно нескончаемым потоком. В текучке тоже надо не упустить что ТО, что может потом стать уголовным делом об убийстве. Как только ты, развиваешь бурную деятельность, а руководство не усматривает в деле ничего такого, чтобы убивать на него время. Там же все очевидно: «забухал» или «забухала», «загулял» или «загуляла» и т.д. Тебе намекают, что простаивает текучка и ее никто за меня не разгребет!

Не знаю, что думал Егор Федорович по этому материалу в действительности. Возможно, он и не думал по нему вовсе, ввиду острой нехватки времени задумываться о чем либо столь глубоко. Мне было дано добро на заведение розыскного дела раньше десятидневного срока и сопутствующие заведению полномочия. Так же все остальные материалы у меня забрали коллеги, внутренне порадовавшись, что смогут свалить пораньше проверять какую нибудь не стоящую внимания заявку.

Глава 4

Следователь Маша. Прямо как в том сериале, что любит смотреть моя мама. Тридцатипятилетняя, среднего роста, приятной наружности, она выглядела по-домашнему, уютно и в тоже время сохранялся какой-то холодок при общении с ней. Создавалось впечатление, будто она разговаривая с тобой, была не здесь, а где то в другом месте и ничто и никто не сможет отвлечь ее от этого места. Не броско одетая и почти без макияжа, в ее лице за серьезной деловитостью, проглядывалась какая-то женская тоска, словно траурная свеча еле горела в ее глазах. В те дни, когда ей приходилось носить форму, Маша выглядела впечатляюще официально, так что невольно «выкаешь» в разговоре с ней. Она с виду искренне радовалась каждому новому делу. Мне казалось что она старалась брать себе посложней, чтобы поменьше видимо бывать дома. Грустное выражение лица не портило ее и порой, когда ей кто-то звонил и говорил, что там то, там то убой или тяжкие телесные и ее ждут, у нее появлялся блеск в глазах и они переставали быть такими печальными. Правда проходило совсем немного времени и она возвращалась к своей печальной задумчивости.