Подонок. Я тебе объявляю войну! - стр. 70
Несколько минут мы едем молча. Потом я все же снова завожу разговор:
– Ты ведь можешь быть нормальным. Зачем тебе это? Тебе станет легче, если выложишь эту фотку в сеть?
– Да мне пофиг, – хмуро отвечает он.
– Тебе не пофиг, – заявляю я с внезапной самоуверенностью, которую сама от себя не ожидала. – Было бы пофиг, ты бы не увез меня вчера…
– Я просто не хотел лишних проблем, – возражает он и с нарочитой грубостью добавляет: – А на тебя мне вообще плевать.
Мне тут же вспоминается, как он с утра спорил с Соней, что не мог бросить меня на улице, мол, вдруг я замерзну или еще что-нибудь плохое случится. Наверное, это глупо и самонадеянно, учитывая обстоятельства, но мне вдруг на ум приходит мысль: я ему нравлюсь. Нет, не нравлюсь. Точнее будет: я его волную. Причем против его желания.
– Было бы плевать – ты бы сейчас не ехал со мной к Полине, – заявляю я, а сама слежу за его реакцией, замерев в напряжении. Что он сделает? Психанет? Начнет доказывать обратное? Или, наоборот, даст слабину?
Но он на это просто молчит. Смотрит перед собой, крепко стиснув челюсти. И ни слова в ответ.
Но я не отступаю, делаю еще одну попытку до него достучаться.
– Стас, ну правда, зачем это тебе? Пожалуйста, удали эту фотку.
– Я же сказал, уйдешь – удалю, – злится он.
– Я все равно не уйду…
Он мрачнеет еще больше.
– Ну и дура.
А затем включает свою ужасную музыку, видимо, чтобы я его больше не доставала.
К Меркуловой он заходит вместе со мной. Полина встречает нас у дверей.
– Привет, – здоровается она как ни в чем не бывало. А мне так и хочется ей ответить, что мало ее побрили, но с каменным лицом прохожу мимо нее в гостиную.
Там – черт ногу сломит. Кругом все разбросано, стулья перевернуты, какой-то парень спит на диване. Выдергиваю из-под него свои джинсы, на полу нахожу футболку, а сумку Меркулова сама приносит.
– Проверь, всё ли на месте, – советует Смолин.
***
Всю обратную дорогу Смолин вновь пытает меня тяжелым роком. И когда мы подъезжаем к нашему двору, у меня уже голова раскалывается от басов и ударников. Выхожу – и тотчас музыка смолкает. А вслед летит:
– Эй! У тебя три дня. Если до понедельника не уйдешь от нас…
Я, не оглядываясь, шепчу под нос: «Пошел к черту!» и захожу в подъезд, не дослушав его угрозу. А вот дома… дома на меня нападает настоящая паника.
Что делать? Что, черт возьми, делать? Вариантов-то, собственно, всего два. Уйти или остаться, несмотря на его угрозы. Но уйти я не могу. Особенно вот так – как побитая собака. А если останусь… ждет меня тогда позор. Позорище…
Полдня я терзаюсь, а вечером, перешагнув стыд, звоню Олегу Хоржану: