Подмосковная ночь - стр. 24
Заинтересовавшись телескопом, Опалин припал к окуляру и стал поворачивать прибор в разные стороны. Он разглядел верхушки леса, деревню, церковь, кладбище и даже паровоз, подходящий к станции. Все было видно как на ладони, и про себя он решил, что телескоп – чертовски хорошая штука.
– А священник тут есть? – неожиданно спросил Опалин.
Киселев мысленно отметил, что Иван не стал употреблять слово «поп», имеющее уничижительный оттенок, и поглядел на собеседника внимательно. Несмотря на весь свой опыт, учитель никак не мог понять, что Опалин представляет из себя. Иногда он казался простым, как таблица умножения, а иногда озадачивал, вот как сейчас.
– Отец Даниил, – сказал Платон Аркадьевич в ответ на вопрос собеседника. – Зачем он вам?
– Поговорить, – туманно ответил гость, почесывая ухо.
– Он старый человек, – буркнул учитель. – И совсем не враг советской власти.
– Вы к нему обращались? – Опалин круто повернулся к собеседнику. – Ну, насчет призрака, который тут шляется?
Это был уже второй раз, когда Киселев понял, что московский гость совсем не прост, да что там – несмотря на молодость, чертовски проницателен.
– Угадали, – пробурчал Платон Аркадьевич. – Ладно, черт с вами, – разозлился учитель, – он тут был.
– Со святой водой и молитвами? Изгонял злых духов? И как, помогло?
– Нет, – сухо ответил учитель. – Послушайте, если вы намерены разводить антирелигиозную пропаганду…
– Я из угрозыска, – усмехнулся Иван. – Это не по моей части. А труба у вас хорошая, – он кивнул на телескоп. – Просто отличная. Кто еще о ней знает?
– В смысле?
– Кто знает, что она тут стоит?
– Гм… Ну, я говорил Лидии Константиновне…
– А еще кому?
– Кажется, никому.
– Отлично. Впредь до моего особого разрешения прошу о телескопе никому не сообщать. Это понятно?
– Понятно, – проворчал Платон Аркадьевич. Хотя на самом деле он ничего не понимал.
Когда дождь кончился, Иван отправился обследовать сад. Часть деревьев была вырублена, а за домом располагался огород, и, поглядев на него, Опалин сразу же понял, что занимается им человек, не имеющий достаточных навыков, и только потому, что жизнь заставила. Грядки кривые, овощи посажены то слишком тесно, то чересчур просторно, половина кустов не плодоносит, – одним словом, совсем не то, что на огороде возле станции, где чувствовалась неустанная забота и любовь к делу. «Интересно, Терешин занимается огородом или все-таки Марфа… – мелькнуло в голове у Ивана. – Наверное, жена, хоть он и корчит из себя главного. Все-таки хорошая хозяйка видна сразу…»
После огорода Опалин пошел к пруду и, засунув руки в карманы, некоторое время стоял напротив плотины, на которой инженер Вережников установил динамо-машину. Опалин уважал техническую мысль, и все, что двигалось, производило электричество или облегчало человеческий труд, было близко его сердцу. Еще он любил мосты, корабли и, конечно же, самолеты. Может быть, если бы он не оказался в угрозыске, он бы попытался стать летчиком. Ради одного ощущения, что ты отрываешься от земли, ради того, чтобы воспарить над скудной, трудной, спотыкающейся жизнью… эх, мечты, мечты!