Подлинная история баскервильского чудовища - стр. 22
– У меня последний вопрос, сэр. Мы оба знаем, что Шерлок – душевнобольной, к тому же он опасен для общества. Джеком Потрошителем до сих пор пугают детей, а сколько жертв было до и после этого? Почему бы, наконец, не запереть его в Бедламе? Или хотя бы в небольшой частной клинике, с вежливым обхождением, где ему будет покойно…
– Мы уже пробовали, Ватсон. Помните ту маленькую швейцарскую клинику? Сколько он продержался? Год?
– Да, мы тогда дали маху, – вздохнул майор. – Несчастный профессор Мориарти… Такая нелепая смерть!
– Если бы не его уверенность, что он вернет разум моему брату, я никогда не согласился бы на это, да мне и не было бы это позволено, – сурово сказал Майкрофт Холмс. – А другого такого специалиста по душевным болезням больше нет.
– Но почему? – взмолился Ватсон. – Ведь вы не просто покрываете безумца и убийцу, вы сделали из него кумира публики. Почему это?
– Вы правы. Мой несчастный брат – ненормальный, более того, он преступник, – тихо проговорил великий человек. – Когда-то я его любил всем сердцем, потом столь же сильно ненавидел, теперь же я несу крест вины и преступления, смирившись с волей непостижимого Промысла. Я вынужден продолжать этот гнусный спектакль, потому что на карту поставлено нечто большее, чем мое положение, моя жизнь и даже моя честь. Больше я вам ничего не скажу, Ватсон.
– Интересное дельце, – оживленно рассуждал Шерлок Холмс, поглощая йоркширский пудинг. – Казалось бы, все очевидно, а на самом деле – двойное дно. Кто бы мог подумать, что этот мерзавец…
– Струццо? – Ватсон отвлекся от берикса с анчоусами, чтобы взять еще вина.
– При чем тут Струццо? Доктор Струццо – честнейший человек. Я имею в виду так называемого отца несчастной девушки. Разумеется, он никакой ей не отец. Я навел справки. От своих верных агентов в самой пучине лондонского дна я узнал, что человек, чрезвычайно похожий на Эммануила Кросса, был известен в Ливерпуле в качестве посредственного живописца. По тем же сведениям, он не имел систематического художественного образования. Он освоил ремесло, работая рисовальщиком на судебных процессах и набив руку на несчастных преступниках…
– И что дальше? – устало спросил Ватсон.
– Сам по себе он был бездарен, – продолжал Холмс, блестя глазами, – но однажды в грязном притоне, который Кросс регулярно посещал – о, разумеется, он был распутником, грязным распутником! – он заметил девочку, в которой почуял искру гения. Она была гениальна… гениальна… Ватсон, я сбиваюсь с мысли. Она рисовала картины, которые этот мерзавец выдавал за свои. Так он стал великим… и знаменитым… и убил ее, не в силах выдержать чувства ее растущей гениальности… гениальности… он убил ее. За что? Он стал великим… она сделала его великим… кровь, ужас, искра гения в порочном сосуде… Дело можно считать раскрытым. Но есть несколько мелочей, которые не дают покоя. Ватсон, мне нужна скрипка. Немедленно. Она помогает мне думать.