Подари мне себя - стр. 56
Но сейчас меня совершенно не волнует мой начальник, который – я уверена – ещё отыграется на мне. Это будет потом.
Больше всего меня волнует совсем другое. А точнее – другой. Тот, кто стоит за спиной Шестинского. И как хорошо, что Герман Витальевич его не видит. Который тоже смотрит в мою сторону. Но уже совсем другим взглядом, не желая испепелить, а совсем по-другому, нежели это делает мой начальник.
Свободин смотрит пристально, внимательно, изучающе. С какой-то затаённой нежностью. И я не смею оторвать своих глаз от него, смотрю на него открыто. И вижу всё. И то, что с одной стороны его поддерживает какой-то мужчина, чтобы не упал. Всё-таки у него была тяжелая операция, и ходить самому ему тяжело. А с другой стороны его поддерживает за локоть Дашка и что-то щебечет.
И это мне совсем не нравится.
Неприятное чувство острыми иглами вонзается в моё тело, в сердце. Оно колет и жалит, отчего во мне просыпается желание немедленно отодрать от него её руки, чтобы не смела к нему прикасаться, не смела разговаривать.
Мне становится больно от того, что я вот так же не могу к нему подойти и прикоснуться. Помочь ему. Не имею на это никакого права. А вот она – да. Потому что она к нему приставлена, а мне запрещено к нему подходить.
И от этого становится невыносимо горько на душе. Хочется подойти и сказать, чтобы не прикасалась к нему. Сказать, что это я ассистировала на его операции. Сказать, что это меня он поцеловал так нежно, трепетно в новогоднюю ночь в лифте.
И я уже делаю шаг в их сторону, но тут же себя одёргиваю.
Соня, что же ты творишь? Нельзя так. Успокойся. Вокруг нас люди, а главное – Шестинский, и я должна держать себя в руках.
В первый раз ощущаю внутри себя жгучую ревность... Ревность?
И я понимаю: да, это та самая ревность, которая толкает людей на необдуманные поступки. Боль, разворачивающая грудную клетку, саднящая, накрывающая одной смертоносной волной — это ревность. Жгучее желание оградить человека от чужих взглядов и прикосновений, чтобы никто не смел не то что заговорить с ним, а даже приблизиться. Чтобы он смотрел только на одну тебя.
Мозг, который внезапно теряет способность здраво мыслить, рассуждать и принимать правильные решения, потому что в этот момент наполнен чудовищным чувством – ревностью.
Смотрю внимательней на картину в целом.
Вот только никакого внимания на Дашу Егор не обращает, словно её здесь нет, – смотрит прямо на меня. И внутри меня всё успокаивается, приходит в умиротворение, хоть и не до конца.
Всё равно чувствую жалющие искры, что Крылова находится так близко к нему.