Подари мне пламя. Белая ворона - стр. 50

Чмокнув насупившуюся Маред в кончик носа, он потянул девушку на себя сверху, положив ладони на восхитительно горячую и гладкую кожу. Маред замерла у него на груди, едва дыша. Глядя в удивленно-настороженные глаза, Алекс мягко произнес:

– Сегодня больше никаких мыслей и разговоров о делах. Мы так и не выяснили, любишь ли ты массаж… Исправим это упущение?

И медленно заскользил по ее спине кончиками пальцев, прикрыв глаза и слушая неровное глубокое дыхание на своем плече.

* * *

Монтроз спал, разметавшись по постели. Маред, очнувшаяся, будто ее толкнули, приподнялась на локте и вгляделась в спокойное лицо, освещенное лунным светом. Спящий лэрд Корсар выглядел куда мягче и даже моложе, сейчас в нем не было привычной дневной жесткости и постоянного внутреннего напряжения. Спящий он был… безопасен? И все-таки Маред не хотела остаться в этой роскошной спальне, а утром, едва проснувшись, увидеть Монтроза и услышать его самоуверенно-ласковое «девочка». Вот не хотела – и все!

Она тихо встала, стараясь не разбудить спящего, сгребла вещи и выскользнула, накинув халат, из спальни. Прошмыгнула к себе и лишь тогда поняла, что проснулась от озноба. Противное недомогание началось после весенней простуды, от которой она так и не вылечилась толком, до сих пор покашливая в дождь. После напряженной работы над очередным заказом, стоило несколько дней не выспаться, озноб непременно являлся вечером вместе со слабостью и головной болью, но ничего странного в этом не было. Маред просто забиралась в постель с чашкой некрепкого горячего кофе и старалась согреться и уснуть.

В этот раз озноб вернулся как-то особенно сильно, она даже дверь с трудом открыла, сразу нырнув под одеяло, сжавшись и обняв колени руками, чтоб согреться. Стиснула зубы, чтоб не стучали, и с тоской поняла, что здесь на кухню за кофе не пойдет и вызывать горничную среди ночи не станет. Ничего, само отпустит…

На душе было тошно. Монтроз мог сколько угодно успокаивать, быть неожиданно нежным, умелым и заботливым, но так неправильно. Маред чуть не застонала от стыда, стоило вспомнить, что с ней творилось. Нет, что она творила, – так честнее – всем телом откликнувшись рукам и губам Корсара, его низкому голосу и то ласково-нежным, то насмешливым словам. А еще тому, что он вытворял этой проклятой штукой…

Маред уткнулась лицом в одеяло, обняла его руками и ногами, как привыкла с детства, лежа в своей маленькой спальне и мечтая, что кто-нибудь подойдет и погладит по голове, подоткнув одеяло. Но отец всегда допоздна сидел за работой, горничная прощалась, потушив свет, и Маред засыпала в обнимку с одеялом, потому что спать с игрушками тоже было блажью и распущенностью.