Под светом твоей звезды - стр. 56
– И сколько это займет времени? Рассказы – ладно, но вот язык. Не сказала бы, что могу похвастаться склонностью к языкам. Я, конечно, худо бедно изъясняюсь на английском, но так сколько я его учила! Нельзя сделать как-нибудь так, как у тебя получилось с русским?
– Это было бы возможно, если бы ты владела способностями своего ментального тела. Иначе говоря, умела бы читать мысли и проникать в сознание другого существа. А так придется осваивать алантаирский иным способом.
Я пригорюнилась, но после первого же урока воодушевилась. Способ Тея существенно отличался от зубрежки алфавита, чтения по слогам и заучивания отдельных слов. Я не могла читать мысли и проникать в сознание, но это умел Тей, и на этом он построил мое обучение. Сначала он говорил совершенно непонятную труднопроизносимую абракадабру, потом прикладывал свои руки к моей голове и смотрел в глаза, явно пытаясь что-то внушить. Я, понимая, что способность говорить на языке местных жителей мне необходима, не сопротивлялась и прилежно смотрела в ответ, но ничего не происходило. Тей хмурился, но не сдавался. После в десятый раз произнесенной одной и той же фразы я, не понимая отдельно взятых слов, смутно на самой границе восприятия начала улавливать смысл. Понимание это гнездилось где-то в груди и никак не хотело образовываться в привычную форму мысли, чтобы полностью его осознать и объяснить моему учителю. В конце концов я пробурчала что-то неразборчивое о дереве, покрытом мелкими персиками, на что Тей почему-то вытаращил глаза. Оказалось, он действительно говорил о каком-то их алантаирском дереве, плоды которого похожи на земные персики, только маленькие. Чему он удивился, когда целью его воздействия являлось именно обучение языку, я не поняла. На мой взгляд, результат несомненно был. Однако почти сразу после «сеанса» я готова была согласиться на традиционное обучение и даже год для этого проторчать в космосе. До чего же я не люблю боль! Ненавижу чувствовать себя слабой и разбитой! Никогда мне не приходилось испытывать этих чертовых мучений столько, сколько пришлось со времени появления пришельца в моей жизни. Ну за что?!
Вслед за болью пришла отвратительнейшая тошнота. Ненавижу тошноту! Даже не знаю, что сильнее: саму мигрень или сопровождающую ее тошноту. Все гадко!
– Как же мне плохо! – застонала я, не собираясь стесняться в выражениях чувств при человеке, виновном в моем состоянии.
А потом подумала о диване, о том, как хорошо было бы опуститься сейчас на него, а не на пол. И диван появился! Вот уж не думала, что Тей столь догадлив. Или он все-таки прочитал мои мысли? Или не Тей, а сам корабль?! Как бы там ни было, села я на (о, чудо!) мягкий, в отличие от моей койки в каюте, диван, а затем и легла, свернувшись калачиком. Только легче не становилось. В голове набатом стучала кровь, а головокружение ощущалось даже в положении лежа. На тело накатила обездвиживающая слабость, и хотелось мне только одного: чтобы все это прекратилось. Да и то вяло.