Под сенью эпохи и другие игры в первом лице - стр. 28

– Могу с тобой поспорить! – кричал папа в своей безапелляционной манере. – Что её это не интересует!

–Я с тобой спорю! – с жаром старался перекричать тщедушный, не умеющий кричать, Коля. – Давай спросим у неё самой!

Они так раскричались у меня под носом, двое взрослых людей, находящихся для меня совершенно в другом измерении (странно, как я из своего измерения расслышала их крики), – что едва не наскакивали друг на друга, и ей-богу, этот спор затянулся, и оба требовали от меня ответа.

– Ну, давайте укусите друг друга и разойдитесь, – снизошла я до разговора с ними в свойственной подросткам саркастической манере, чувствуя себя в абсолютной безопасности, ибо отвечать не собиралась, одновременно отмечая, что чужой и малосимпатичный человек оказался прозорливее моего собственного папы.

– Видишь, нет! – победно кричал папа.

– Вот теперь я уверен, что да! – победно возражал тщедушный Коля.

Когда вечером мама возвращалась с работы, папа восторженно сообщал ей:

– Ты знаешь, что Коля сказал мне сегодня? Что, когда наша пигалица вырастет, он на ней женится!

Непонятно, чем я могла привлечь Колю, ведь для меня он был инопланетянином, как и мои родители, несмотря на то, что все мы жили в одной квартире. Изо всех них только наш фокстерьер Тёпа находилась в плане моего измерения.

Однажды ночью меня разбудило прикосновение чужой руки под одеялом. Странно, но я помню, как до прикосновения рука осторожно подсунулась под одеяло – видимо, я проснулась на мгновение раньше. Я села на постели в мгновение ока, словно не спала, и сказала внятно, голосом отнюдь не сонным:

– Что вам нужно? – и увидела в темноте сидящего на корточках у кровати Колю.

– Я ошибся, – шёпотом ответил Коля, поднимаясь. – Я ошибся.

Уснула я так же внезапно, едва поняв, что Коля уходит. Утром я слышала в полусне, как в коридоре Коля рассказывает папе о своём ночном происшествии, а папа его успокаивает.

– Нет, нет, Валя, ты не понимаешь, это ужасно, – страдал Коля. – Что она может подумать? Это же девочка. Нет, я больше не могу у вас оставаться.

Но папа не позволил недоразумению разрушить содружество добрых людей и великих поэтов.

– Aвдотья! – призвал папа, входя ко мне в комнату и вволакивая за собой Колю. – Мы тут вчера того… перебрали водочки… и Николя был не в себе. Он очень раскаивается. Рубцов, молви же слово.

Коля рядом с ним потерянно кивал.

– Бес… попутал, – чуть не плача, весь сморщился Коля.

– Авдотья, простишь ли? – спросил папа.

Несмотря на шутейство, разговор шёл всерьёз. Вернее сказать, разговор шёл настолько серьёзный, что только папино шутейство и делало его возможным.