Под псевдонимом Серж - стр. 40
Потянуло курить. Алексей достал золочёный портсигар, вынул папиросу…
– Дядь, дай закурить…
Балезин обернулся. На него смотрело интересное существо. Небольшого роста, худощавый, с веснушчатым носом, парень казался совсем юношей, лет 16—17. Вот только тяжёлый нагловатый взгляд говорил о том, что ему от роду отнюдь не 17, а много больше. И ещё: у него были некрасивые редкие зубы, а на левой щеке выделялся шрам. Впрочем, шрамами, как результатом частых поножовщин, были отмечены многие обитатели Хитровки.
Согласно легенде, Балезин должен был появиться в Москве как французский гражданин, у которого отец француз, а мать русская. И говорить он должен был и по-французски, и по-русски, причём чисто, как многие из дворянских семей. Но сейчас перед этим хитровским жиганом Алексей решил немного покуражиться, ведь ещё в гимназии он состоял в драмкружке, участвовал в постановках.
– Что есть такое закурь-ить?
На ломаном русском приходилось иногда говорить в оккупированных немцами Риге и Варшаве, где он по заданию Батюшина работал нелегалом.
В ответ парень слегка раздвинул указательный и средний пальцы на руке и несколько раз поднёс к губам. Взгляд его стал ещё более наглым.
Алексей снова достал и раскрыл портсигар. Одну папиросу парень заложил за ухо, вторую вставил в рот. Балезин щёлкнул французской зажигалкой.
– Благодарствую, – буркнул незнакомец и исчез в толпе. Балезин не успел даже посмотреть ему вслед. Если бы он знал, какую зловещую роль и не однажды сыграет в его судьбе этот малорослый тип.
До войны антикварных лавок в Москве было великое множество. В условиях Гражданской войны и разрухи остались единицы. В одну из таких лавок близ Хитровки и заглянул Алексей Балезин – он же «подданный Франции» господин Дюваль. Хозяин лавки, немолодой толстяк в потёртом костюме-тройке неопределённого цвета, встретил его слащавой улыбкой:
– Чем могу служить?
Алексей, как и намечал заранее, заговорил по-французски. Но видя, что собеседник не понимает, перешёл на русский.
– Меня интересуют произведения искусства.
– А что именно?
– Живопись, желательно западноевропейская.
Толстяк развёл руками:
– Что вы, что вы… Это вам не Париж, это Москва. Даже 5—6 лет назад при Николае Александровиче такой товар можно было приобрести только на аукционах.
Балезин-Дюваль неторопливо осмотрел содержимое лавки. Потом спросил:
– И как же мне попасть на такой аукцион?
Хозяин лавки замахал руками:
– Помилуйте, какие аукционы могут быть в Москве одна тысяча девятьсот девятнадцатого года… Лучше возьмите сервиз на 12 персон – стоящая вещь: дрезденский фарфор, XVIII век. Ещё могу предложить голландские подсвечники с позолотой. Или хрустальные бокалы для шампанского на 4 персоны. Хотите взглянуть?