Под открытым небом. Том 2 - стр. 87
Жене Николая, оставшейся одной с маленькой дочкой, быстренько дали однокомнатную квартиру, единовременное денежное пособие. Нельзя было сказать, что «отряд не заметил потери бойца…»
…И всё-то стоял неотрывно у Ковальского перед глазами розовощёкий белокурый парень в степи около Бариновки, каким он его видел, когда ездили вместе к Ковальскому-младшему. Слышался его завораживающий голос. И стихи, которые он читал. Теперь они воспринимались по-другому:
Он понимал тогда, что Румянцев немножко влюбился в Руфину и не ревновал. Как можно оставаться равнодушным около неё?
В первые же дни после аварии у Александра вновь ворохнулся вопрос: что же это такое – индустрия? Прогресс? Вспомнились «железные стихи» поэта Герасимова. Что же такое завод? Деду и бабке Румянцева, тем, кто лежит рядом с ними, завод не даёт покоя и на кладбище. А теперь Николая, человека из другого поколения – убил. И жене ведь, и дочери его уготовил судьбы иные, отличные от тех, которые могли сложиться. Какая всему цена? Своими руками создали чудовище?
Мать Ковальского, когда приезжала в гости, первым делом закрывала форточку в комнате:
– Химией твоей несёт. Ну её к шутам!
И стал в те чёрные дни после взрыва Николай для Ковальского такой же драгоценной частью его «малой родины», как Головачёвы, Любаевы, Проняй, Бочаровы и многие другие, кто окружал его с детства.
…Комиссии вскоре исчезли.
Виновных нашли. Директора от должности отстранили. Поговаривали, что избежал более серьёзного наказания только потому, что писал в своё время «наверх» служебную записку о необходимости раскрыть цех по примеру грозненцев. На этой бумаге стояла подпись и главного инженера. На реконструкцию требовались месяцы. Вышестоящее руководство посчитало тогда, что потери, связанные с недовыработкой продукции, недопустимы. В условиях подъёма волны социалистического соревнования и встречных планов – как можно?!
Возглавить соседний цех Александру предложили сразу же после восстановления взорвавшегося.
– Цех – сложный, трудный. – Произнося эти слова, только что назначенный директором Белецкий внимательно смотрел на Ковальского большими серо-зелёными завораживающими глазами. – Конечно, рискуем, посылая тебя, ты – молод. В тридцать лет начальниками цехов у нас редко кто был. Единицы.
– Я начинал в нём. Знаю его изнутри.
Директор поморщился и сказал еле слышно:
– Ты думаешь, это главное, что нужно?
«Опять ставят опыты на мне, – подумалось Ковальскому. – Не получится – заменят, мол, молодой, что ему? Всё ещё впереди – успеет. Вынуждены – я вижу. Скорее, дело будет не во мне, а в том, что цех сверхтрудный. Человека нет, который мог бы возглавить. Ни главный инженер, ни его заместители не решаются взяться. Боятся проиграть. Уступают мне. Но будут ли помогать? Немногие на заводе рвутся заниматься технологией. Быть чиновником проще…»