Под лепестком несущего винта. Книга вторая - стр. 62

В семидесятые годы по сравнению с народом офицерский состав армии и их семьи жили сносно. Деликатесов не было, но в праздники столы выглядели вполне прилично.

Что касается предметов роскоши и всяких излишеств, о них мечтали, как о манне Небесной, и, экономя на желудках, копили деньги и годами стояли в очередях в предвкушении момента приобретения дефицитных товаров. Позволить иметь личный автомобиль могли лишь те, кто побывал за рубежом, да и то крайне редко.

Попасть в заграничную командировку считалось великой удачей, – всё равно, как выиграть дорогую вещь по лотерейному билету. Денежное содержание, которое офицер получал на родине, начислялось на книжку, а командировочных в валюте с лихвой хватало, чтобы достойно жить в стране, интересы которой тебе доверили охранять.

И если уж быть до конца откровенным, то на валюту можно было приобрести столько, что и за трёхмесячную получку в Союзе не купишь.. Поэтому каждый злотый в семьях военнослужащих, особенно у сверхсрочников и у вольнонаёмных, был на счету. Экономя и даже голодая (были такие прецеденты), советские люди по всей Польше охотились за тряпками, и, сбывая их через русские комиссионные магазины, активно копили денежку впрок.

Об этом я узнал позже, а пока стоял на перроне Брестского железнодорожного вокзала, чистого и опрятного, как Пасхальное яичко, и ощущал повсюду густую ауру сдержанной деловитости и озабоченности окружающих.

На станции состав переставляли на другие колёса: железнодорожная колея по территории Польши, по каким – то соображениям была сделана поуже.

До таможенного досмотра, как объявили проводники, было не менее двух часов, и пассажиры дружно устремились в городские магазины тратить оставшиеся рубли, да и продукты на нашей стороне, по рассказам, стоили дешевле.

Багаж мой остался в вагоне, и я налегке отправился знакомиться с внутренним содержанием вокзального помещения.

Прежде всего, обращала на себя внимание чистота и интерьер залов. На стенах висели аккуратные указатели на русском и иностранном языках, ярко горели большие театральные люстры, на жёстких диванах в окружении детей и вещей сидели женщины и вполголоса решали какие то важные проблемы.

На широкой, как ворота, двери я прочитал, что за ней находится зал, где наводят шмон бдительные клерки таможенной службы. О строгостях на границе я наслышался от соседей по купе, и хотя ничего лишнего и запрещённого с собой не вёз, испытывал какой-то дискомфорт и тревогу. Кто их знает, этих чиновников, прицепятся к чему-нибудь, стыда не оберёшься.

В роскошном ресторане, куда я зашёл пообедать, швейцар любезно пригласил раздеться, и франтоватый метрдотель, разнаряженный как артист, по ковровой дорожке с почтением, словно какую – то знаменитость, проводил меня до столика.