Под лепестком несущего винта. Книга вторая - стр. 43
У царя Соломона были ослиные уши. Ни одна живая душа об этом не знала. Но ему приходилось стричься, и каждый месяц он приглашал во дворец брадобрея, а потом отрубал ему голову. Иначе правда об ушах стала бы всеобщим достоянием, а правитель – посмешищем.
Однажды к царю привели такого искусного парикмахера, мастерство которого растопило даже кровожадное сердце властителя, и он сохранил ему жизнь.
– Но если ты поделишься тайной с кем-нибудь из людей – не сносить тебе головы! – жёстко сказал Соломон.
Десять лет брадобрей боролся с искушением поделиться пикантной новостью, но мысль остаться без головы охлаждала его желание. И тогда, чтобы снять с себя тяжкий груз молчания, он ушёл в пустыню, выкопал ямку в песке, наклонился и прошептал:
– У царя Соломона ослиные уши.
Передоверив сверхсекретную информацию пустыне, он тщательно засыпал углубление, с облегчением вернулся во дворец и благополучно дожил до глубокой старости.
Мудрость цирюльника меня настолько покорила, что и я никогда и ни с кем не делился откровениями не только в интимной жизни, но и о делах более прозаических. Похвальба, как мне кажется, – это удел слабых, неуверенных в себе людей. Это один из моментов саморекламы и самовосхваления, когда нет других способов утвердить себя в обществе.
И если ты, читатель, усомнишься в искренности моих убеждений и откровенных признаний, то будешь неправ.
Должен сказать, что я всерьёз увлёкся журналистской работой. Во–первых, другого выбора мне не оставили. Во – вторых, университет находился под боком, и хотя первый курс давался нелегко, я всегда мог найти поддержку и понимание в лице преподавательского состава. И, в – третьих, никогда в жизни мне не приходилось так много путешествовать.
За короткое время посчастливилось побывать в гарнизонах Прибылово и Смуравьёво, Парголово, Вещево и Выборге, Луге и Кронштадте, на финской границе и в Карельских лесах. И я не только восхищался тамошними красотами и историческими памятниками, но и встречался с замечательными, известными во всей воздушной армии людьми.
Конечно, всякая поездка предопределяла работу, но я был молод, напорист, тщеславен, настырен и ничего не боялся. Классик, наверное, про меня сказал, что в моём щекотливом положении я ничего не теряю, кроме своих цепей. Потому что я был лётчиком и по своему социальному положению относился к рабочим, пролетариям то есть. Не то, что штурманы – интеллигенция, которая тяжелее навигационной линейки в руках ничего не держала.
Кстати, вы знаете, кто был самым первым штурманом в нашей стране? Матрос партизан Железняк. Об этом даже в песне поётся: « Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону…».Шучу, конечно. Настоящий штурман никогда не заблудится.