Под куполом небес - стр. 8
Венька смотрел на Свету преданными глазами, ловил каждое её слово, готов был за неё в огонь и воду, но никаких телодвижений в сторону сближения себе не позволял даже намёком. Света Иванова была женой Пашки, его друга, а это – свято! Без оговорок и каких-либо смягчающих обстоятельств. Венька чтил кодекс чести мужской дружбы. За нарушение подобных вещей в его рабочем посёлке без всяких сожалений пацаны отрывали головы и заклятым врагам, и близким друзьям.
Хорошо ли ему жилось? Скорее да, чем нет. Но… Хотелось семьи, тепла, какой-то надёжности. Пока он чувствовал себя какой-то добавкой, приправой к блюду под названием жизнь. Он был – при лошадях, при Пашке, при Захарыче и при Свете. Это «при» и было его постоянной саднящей болью, хорошо скрываемой и от друзей, и от самого себя…
Когда в его молодой жизни кто-то появлялся, это тут же становилось объектом незлых шуток типа: «Наконец-то, погуляем! Сватами будем!» Или: «Чур, крёстной буду я!» Венька каждый раз смущался, отбрыкивался. Особенно если на эту тему шутила Света. Стоило какой-нибудь пассии из новой программы в её присутствии заглянуть на конюшню, тот делал всё, чтобы эта красотка вылетала оттуда быстрее чемпиона мира по спринту. Он тщательно оберегал свою личную жизнь от глаз Светы. Так время и шло…
В предыдущем городе Венька стал героем. За что получил восхищённые взгляды от Ивановой и её похвалу. Венька целую неделю ходил сияющим, в приподнятом настроении, словно его наградили медалью за доблестный труд. Его золотая фикса на блатной манер, которой он втайне гордился, сияла во рту той самой золотой звездой героя. Собственно, так оно и было. Только дело обошлось без медалей и звёзд. Всё было проще. Ему за «содеянное» выписали денежную премию, большую часть из которой он потратил на дорогой букет Свете.
Как-то в первую неделю гастролей нужно было поехать за сеном. Оказалось – не на чем. Директор сказал, что машину придётся арендовать в городском автохозяйстве. Предложил это сделать в складчину. После крепкого «нерукопожатного» разговора он открыл гаражный бокс и показал седой от пыли грузовик. Тот уже третий год стоял на приколе мёртвой грудой металла и немым укором всему человечеству, которое его, автобедолагу, сначала изобрело, а теперь бросило на съедение ржавчине. «Сами, сами… – увещевал директора провинциального цирка ничего не могущий Главк. – У нас тут и без вас целый воз плоходвижимой недвижимости, которая и ехать толком не хочет, и подыхать не собирается». В жизни отечественного цирка ситуация сложилась прямо-таки сексуально-революционная: те, кто снизу, больше не хотели хотеть, а те, кто сверху, давно ничего не могли мочь…