Под колесами – звезды - стр. 20

Жил Владимир вместе со своей женой Надей, сыном Геной, дочерью Сашей и собакой Дружбаном в старом, начала века, двухэтажном купеческом доме, где на втором этаже семье Четвертаковых принадлежала четырёхкомнатная квартира.

Попетляв по переулкам, Егор остановил машину (тормоза хватали мёртво) напротив знакомого подъезда ровно в семнадцать часов пятьдесят девять минут, открыл дверцу, вылез наружу и коротко просигналил. Занавеска на открытой настежь балконной двери колыхнулась, и на балкон вышел старый друг Володька Четвертаков.

Был он по случаю тёплого весеннего вечера только в испачканных белой краской тёмно-синих тренировочных штанах и тапочках на босу ногу.

– Так, – сказал он, увидев Егора и его автомобиль, после чего вытащил из кармана штанов пачку сигарет «ЛМ» и прикурил от спички – Машину покрасил? Это хорошо. Давно пора. А почему ко мне не обратился?

Егор молча ухмылялся снизу вверх.

– И отрихтовал, – заключил Володька, завершив осмотр. – Хорошо отрихтовал, однако. Где делал, у Армена, что ли?

Егор отрицательно покачал головой, не отпуская с лица загадочную, как ему казалось, полуулыбку.

– А чего ты вообще там стоишь? – удивился наконец старый друг. – Заходи.

Дверь Егору открыла семилетняя Сашенька и очень крупный, добродушный и умный сенбернар по имени Дружбан.

– Здравствуй, Сашенька! – радостно сказал Егор. Он любил детей своего друга, поскольку своих детей, которых тоже можно было бы любить, у него не было. – Здравствуй, Дружбан.

– Здравствуйте, дядя Егор, – сказала Сашенька и отступила в глубь прихожей, давая гостю войти. – Давно вы у нас не были.

– Дела, – лицемерно вздохнул Егор и вошёл.

И тут же на грудь Егору легли тяжёлые лапы, – Дружбан, которого он знал со щенячьего возраста, выражал таким образом свою радость от встречи.

Егор потрепал собаку за ушами, осторожно отстранил, снял туфли и прошёл в комнаты.

Они сидели с хозяином в креслах за низким длинным журнальным столиком в гостиной, лопали вкуснейшие, только что нажаренные Надей котлеты с чёрным хлебом и запивали всё это дело крепким горячим чаем. Владимир Четвертаков, так же, как и Егор Хорунжий, признавал чай только свежезаваренный, очень крепкий и сладкий. Иногда с лимоном. «Из несвежего чая, – объяснял он желающим, – весь полезный микроб уходит».

– Ну, рассказывай, что ли, – не выдержал Володька, когда котлеты были съедены и друзья закурили.

– Ты не поверишь, – предупредил Егор.

– Это уж моя забота… Кстати, отлично выглядишь. Посвежел как-то, помолодел… по-моему, даже поправился. Пить, что ли бросил?

– Да не то, чтобы бросил… – пожал плечами Егор. – Хотя два дня уже не употреблял, это верно.