Под его опекой - стр. 60
С ума схожу от его наглых рук! Между ног мокро, изнываю от его откровенных ласк, все силы бросая на то, чтобы не начать бесстыдно двигать бедрами, меняя давление шва. И когда его рука опускается в промежность, когда он накрывает ладонью лобок через джинсы, растирает и ритмично вдавливает пальцы, минуты не проходит, как я кончаю, от переизбытка эмоций прикусывая его губу.
А едва эйфория отпускает, нереально стыдно становится, хочется под землю провалиться! Торопливо прячу грудь, собираю свои вещи с пола, отворачиваюсь от него и с таким отчаянием несколько раз дергаю за ручку, что ему приходится меня выпустить.
На ходу, в спешке, спотыкаясь, надеваю куртку и вешаю сумку через плечо. Кажется, будто иду быстро, но слышу за спиной неторопливые гулкие в ночной тишине шаги. У подъезда, с ключами наготове, останавливаюсь и разворачиваюсь, но в глаза ему посмотреть не могу. Теперь мне неловко еще и из-за того, что так глупо себя повела.
– Я не должен был так набрасываться, извини, – шепчет и наклоняется, целуя с безумной нежностью.
Прикрываю глаза не от того, что его лицо слишком близко, а от пронизывающего неземного удовольствия.
– Пообедаешь со мной завтра?
– Обед? – все-таки поднимаю голову. Малость шокирована.
– Пообедаем, потом ты напишешь пару писем под диктовку, потом поужинаем, – улыбается, касаясь пальцами моей щеки. Невольно прикрываю глаза: нежное, едва ощутимое прикосновение после недавнего помешательства в машине особенно приятно. – Правда, до этого придётся подписать несколько бумажек, то есть, увидимся ещё утром.
– Ты предлагаешь мне работу? – бормочу, хмурясь от непонимания. – Работу, – повторяю уныло. Уголки губ опускаются. Ну и кислятина я сейчас. – После вот этого. Работу, да?
– Какой соблазн – видеть тебя практически круглые сутки, – мечтательно протягивает, с улыбкой и хитрым прищуром.
– Практически, – повторяю сумрачно, надеясь, что не придётся уточнять, но он молча кивает. – Да поясни ты как нормальный человек! – взвизгиваю возмущённо, совершая непривычный для себя разгон до взбалмошной истерички за доли секунды.
Покровский приглушенно смеётся, притягивая к себе обеими руками.
– Я никого не брал на твое место, Вер. Все эти месяцы в моей голове была только ты и я откровенно устал справляться собственными силами.
– Ты опять говоришь двусмысленно, – бубню недовольно.
– В этом и цимес, – хмыкает и цокает языком, чрезмерно довольный собой. Дерзко вскидываю голову, пыжусь и раздуваю ноздри. Он от умиления приподнимает брови и объясняет через улыбку: – Обед – по-деловому. Ужин – свидание. Что скажешь?