Под чужим именем - стр. 50
– Не стоит, пойдемте к реке, – сказал он Андрею Николаевичу, но тот уже успел щелкнуть затвором.
Сделав умышленно крюк и обойдя парочку другой аллеей, чтобы не смущать девушку, все трое отправились к реке.
Там Никитин с большим увлечением отснял всю катушку. Расставшись с Андреем Николаевичем, который решил купаться, они поднялись по аллеям парка к выходу. Гуляев предложил:
– Давайте вашу кассету, Степан Федорович, я вам ее проявлю.
– Ну нет, – категорически отказался Никитин. – Что это за учеба, если я буду только щелкать, а вы будете проявлять пленку?! Так не пойдет, учиться так учиться! Разрешите, я к вам приду, и мы вместе проявим, а?
Гуляев очень неохотно согласился, дал свой адрес, и они разошлись в разные стороны.
22. На мезонине
Когда Никитин добрался до дома № 23 по Вольной улице, был десятый час вечера. В маленьком окне мезонина, выходившем на узкий край крыши, сквозь щель ставни пробивался свет. За дверью было слышно мерное стрекотание швейной машины. Никитин постучал в дверь, шум затих, послышались шаркающие, тихие шаги.
Дверь открылась на ширину цепочки, кто-то выглянул в узкую щель и удивленно спросил:
– Кто там?
– Простите, что так поздно, я к Сергею Ивановичу, можно? – спросил Никитин.
Дверь захлопнули и затем уже открыли настежь. На пороге стояла Бодягина, старушка, еще не осознавшая своего возраста, в папильотках из газетной бумаги, с накрашенными ресницами и губами, в халате из темной ткани в крупных белых хризантемах. Она стояла в дверях, кокетливо закрывая шею легкой косынкой, и бесцеремонно рассматривала Никитина.
– Вы сказали, что вам нужен Сергей Иванович? – удивленно переспросила она.
– Сергея Ивановича Гуляева, – еле сдерживая улыбку, повторил Никитин.
– Пожалуйста, пройдите, – пригласила она церемонным жестом, и когда Никитин вошел в темный коридор, то услышал, как хозяйка, закрыв входную дверь на засов, накинула цепочку и прошла вперед. Идя на свет, спотыкаясь и шаря руками по стене, Никитин вошел в комнату.
Из комнаты вела узкая деревянная лестница на мезонин, в правом, красном углу перед потемневшими иконами старинного письма теплилась лампада. Самая разнообразная мебель в количестве, достаточном для того, чтобы обставить пятикомнатную квартиру, загромождала всю комнату. На полу валялись лоскуты и обрывки цветной бумаги. Большое количество бумажных цветов, сделанных, как видно, на продажу, лежало на кровати, укрытой старинным, порванным во многих местах кружевным покрывалом.
Набросив на волосы косынку, хозяйка, жеманно извинившись за беспорядок, сказала: