Под чужим именем - стр. 44
Чтобы надписать на конверте адрес, пришлось включить электричество. Но, заклеив конверт, Степан выключил свет и долго сидел у окна, мысленно подводя итог сегодняшнего дня: «Кто же, Вербов? Нет, это стяжатель, деляга! Обыватель с буржуазными замашками! Может ли себя вести так враг?! Нет, не может. Враг не должен привлекать к себе внимания окружающей его среды».
Так в борьбе за существование многие животные приобретают сходство по цвету и даже по форме с окружающей их природой. У животных инстинкт приспособления – как результат естественного отбора. Приспособление у врага – сознательная маскировка. Чем бдительнее советские люди, в среду которых проник враг, тем больше враг приспосабливается, лжет и лукавит.
«А странная связь Вербова с Кармановой, конструктором номерного завода? – думал Никитин. – В то же время, если бы Вербов хотел использовать эту связь для каких-то тайных целей, зачем бы он хвастался этой связью? Пошло, а зачастую грубо говорил о своей победе?»
Так, рассуждая и споря с самим собой, долго сидел Никитин у раскрытого окна, и опять ему вспомнились напутственные слова Каширина:
«Будет трудно, помни – ты не один. Первый секретарь горкома партии Роман Тимофеевич Горбунов – человек умный, большого жизненного опыта. Будет трудно, иди к нему». И он решил пойти к Горбунову.
20. Секретарь горкома
Когда Никитин вошел в приемную, технический секретарь печатала на машинке. Она закончила страницу, вопросительно повернулась к посетителю, выслушала его и, записав в блокнот фамилию, с сомнением сказала:
– Не знаю, товарищ, примет ли вас Роман Тимофеевич, – в понедельник пленум, и он готовится к докладу. Разве что если очень важно…
– Очень важно, – подчеркнул Никитин.
– Попробую, – ответила она и, опустив шторную крышку, заперла бюро на ключ и вышла из приемной.
Никитин еще не успел оценить по достоинству осторожность секретаря, как его попросили к Горбунову.
Секретарь горкома поднялся к нему навстречу. Очень высокий, немного сутулый человек, на вид лет пятидесяти, с натруженными руками рабочего.
– Не торопитесь? – спросил он Никитина.
– Нет.
– Прошу, посидите тут у меня десяток минут, не больше, – сказал Горбунов и вернулся к своей рукописи. Говорил он приятным волжским говорком с ударением на «о».
Никитин осмотрелся. Большой, в пять окон, кабинет секретаря горкома скорее напоминал кабинет ученого: высокие стеллажи книг, стремянка, возле нее маленький столик с настольной лампой. На длинном полированном столе, на салфетках зеленого сукна лежали шестерни из пластмассы, детали машин, резцы из твердых сплавов, а посередине стола в низкой хрустальной вазе букет нежно-розового душистого горошка. На стенах, оклеенных темно-синими гладкими обоями, висело два портрета, писанных маслом, – В. И. Ленина и Максима Горького – копия с работы Бродского, и несколько архитектурных проектов.