Почти все о женщинах и немного о дельфинах (сборник) - стр. 26
Собственные инициалы и фамилия на чужой двери привели меня в такое недоумение, что я просто застыл на пороге. После путешествия по летному полю сумка моя была совершенно измочалена, через прореху сбоку выглядывало запасное белье и торчал кусок траурной ленты, которую я успел заказать перед полетом в Тбилиси. На ленте виднелись два слова:
– «Дорогому Акакию» – на этом месте текст обрывался и остальная часть, похоже, погибла на летном поле.
Был я небрит и вид имел такой изжеванный, что даже не удивился, когда соседская дверь распахнулась и изнутри полезли быкастого вида люди в черных костюмах, а из-за их спин явился упитанный человек в длинном, до пят, бархатном халате и с головой, навсегда ушедшей в плечи – казалось, что подбородок у него лежит прямо на груди.
Выручил меня паспорт и билет на самолет – люди в черном, мгновенно обстучав меня со всех сторон, вытащили их из карманов. Оттуда же они добыли и ключ от квартиры, которую мгновенно вскрыли, осмотрели и вынесли хозяину договор на аренду квартиры, мое удостоверение члена президентского совета по науке, диплом лауреата Госпремии, которую я получил два года назад за Катькины успехи, и даже пропуск в соседний бассейн.
Хозяин жизни и квартиры напротив, осмотрел документы холодными, прозрачными, как стекло, глазами, сличил фотографии с моей физиономией и очень удивился, увидев фамилию.
– Ростов?
– Григорий Ильич…
– Надо же! Геннадий Иванович, – буркнул он в ответ, и, возвращая документы, добавил еще что-то неразборчивое, но, видимо, доброжелательное, потому что меня перестали прижимать к стене. Кивнул мне небрежно на прощание и исчез вместе с халдеями в своих хоромах.
Ощущения от встречи остались самые что ни на есть гнусные. Что-то явно сгущалось вокруг меня.
– Может, ожившее вдруг воспоминание про древний алгоритм было тайной кнопкой в мозгу, и с ночи в нем пошел необратимый процесс? То есть я сам себя начал программировать на уничтожение? А может, наоборот, невидимая радиация начала истекать из моих знающих о неизбежном клеток, и я стал опасен для окружающих? И каждое мое появление где-либо, или встреча, или даже мысль о чем-нибудь тут же провоцирует начало разрушения?
Весь архив телефонных номеров погиб в аэродромной грязи, компьютер чинили уже вторую неделю и все обещали вернуть – пришлось вытащить из глубины стола старые записные книжки. Похвалив себя за правильную плюшкинскую привычку не выбрасывать ничего полезного, отыскал в них телефон докторши.
В поликлинику эту был определен по знакомству – заведение принадлежало богатому министерству и, как водится, обросло блатным контингентом. Бывал я там не часто, но Людмилу Марковну, рыжеволосую женщину, с ласковым, настойчивым взглядом, всегда поздравлял по праздникам, напоминая о себе – хотя не вполне понимал зачем.