Почти цивилизованный Восток - стр. 57
И взгляд его…
Взгляд скользнул по кабинету, и гость прищурился.
Дрогнули ноздри огромного, слегка приплюснутого носа. А когда Берт открыл было рот, чтобы сказать что-то, наверняка вежливое, этот человек просто поднял свою лапищу и прогудел:
– Тихо!
И Берт подчинился!
Он никогда… даже отцу. Чтобы вот так и без слов. А тут замер. И… и еще Эва вдруг поняла, что ее… видят? Слышат?
– Я здесь! – От радости она подпрыгнула. – Здесь! Здесь!
– Скажи… – Голос у чудовища оказался неожиданно приятным. Или это оттого, что он и вправду видел Эву? Вот как-то даже симпатичнее стал. Немного. – Твоя сестра, она такая вот… мелкая? И лохматая?
Сам он мелкий!
То есть рост у Эвы – единственное, что можно назвать достоинством, если маменьке верить. Он самый удачный. Небольшой. Еще бы изящества… А вот относительно лохматости Эва не виновата, что у нее только один гребень, да и тот с обломанными зубьями. И занозистый! Волосы так и цепляет.
– Волос беленький. Светленький, – поправилось чудовище, чуть склонив голову.
– Она…
– Я не чувствую изменений некротического фона, – подал голос отец.
– Само собой, она же живая.
– Погоди…
– Так. – Чудовище вдруг нахмурилось и уставилось на Эву. Под взглядом его стало неуютно-неуютно. – Вы… идите. Сила ваша мешает.
Оно поморщилось.
– Эдди? – недоуменно уставился на него брат.
Стало быть, у него и имя есть. Правда, не сказать, чтобы оно подходит. Эдди – это Эдвард? Эдвин?
– Иди. Потом. – Гость указал на дверь. – Свечи есть? Восковые? Пусть принесут. Воды. Молока. Свежего.
Эве даже интересно стало.
Он… ладно, допустим, он ее увидел, но… дальше-то что? Видеть одно. А слышать? Если он только видит, то… то ей писать придется? Представить перо и тетрадь? Или лучше мел и доску? А он читать умеет? Вдруг не умеет? Тогда надо будет… знаками?
Как ему знаками рассказать все?
– Связь слабая больно, – пояснил Эдди и опять поморщился. – Я все-таки не совсем чтобы шаман.
Еще и шаман?
Эва читала книгу. Про шамана. Дикого, но очень и очень благородного. В душе. И потому, когда его племя захватило в плен прекрасную графиню, чтобы принести в жертву жутким орочьим богам, он воспротивился.
И спас.
И еще помог воссоединиться прекрасной графине с ее возлюбленным, к которому та, собственно, и направлялась. Да… Эва тогда даже плакала над финалом, в котором шаман уходил в горы, чтобы не мешать влюбленным.
Ее очень огорчила такая концовка.
Хотя, конечно, правильно. Что общего у графини с дикарем, пусть и благородным?
Отец вышел из комнаты.
И брат.
Лоуренс тем временем принес две дюжины тонких восковых свечей, глубокую фарфоровую супницу из маменькиного любимого сервиза, молоко, воду и еще что-то.