Почему я верю. Простые ответы на сложные вопросы - стр. 9
Например, пытаясь понять корни «советской праведности», т. е. праведности советской эпохи: жертвенности врачей или комсомольцев-метро-строевцев, смелости летчиков-полярников – мы вынуждены будем сказать, что она появилась не на пустом месте. И если вспомнить ее исторический контекст, мы должны будем понять, что это по сути – квазихристианский проект.
Во-первых, предки, деды и прадеды советских людей (в массе своей – крещеные) в течение многих поколений принадлежали к византийской православной традиции, причем в ее русском варианте, который отличается именно аскетичностью и жертвенностью. Без аскетического идеала Древней Руси подвиги советского человека были бы просто невозможны! Граждане «первого в мире атеистического государства» часто были практически христианами, если можно так говорить, не зная имени Того, Кто дал им силу, Кто заложил в историю нашей страны и нашего народа этот импульс.
У этой «атеистической праведности» есть свои истоки – какие-то молившиеся бабушки, расстрелянные священники, бывшие чьими-то дедушками или прадедушками, какие-то праведные монахи, затерявшиеся в шестом или седьмом поколениях, но никуда не исчезнувшие, – ни из памяти Бога, ни из нашей крови.
Кому-то, может быть, попался на жизненном пути прекрасный преподаватель вуза, который из хулигана и оболтуса сделал выдающегося ученого. И только поинтересовавшись историей жизни этого гениального преподавателя, воспитавшего великие кадры для науки, мы узнали бы, что он или сам был христианином, или принадлежал к христианской традиции, своей жизнью транслируя веру в души учеников, совершая тем самым свой незаметный подвиг (таким мирским подвижником был, например, профессор Алексей Фёдорович Лосев).
У каждого такого святого явления есть свой «бэкграунд». Мы не можем представить себе такого праведника, например, в ацтекской культуре – там, где пили кровь и наслаждались зрелищем человеческих жертвоприношений. Таких праведников там бы просто не было, потому что сам культурный фон не допускает такой праведности. Наш культурный фон позволял быть такой праведности, потому что это был христианский фон.
Чехов – тоже хороший пример. Ведь, вспомним, у него был очень верующий отец, создавший в своей семье «идеальный образ» воспитания, навязывавший детям веру своим родительским авторитетом. И тем самым поломавший всех своих детей.
Это как раз отрицательный пример христианского воспитания: стоит просто проанализировать письма Чехова, его переписку с братьями, чтобы сделать вывод о том, как нельзя детей воспитывать в верующих семьях. Чехов сам писал, что, видя, как они братьями на три голоса пели в церкви «Да исправится молитва моя», узнавая, что они весь Великий пост постятся по строжайшему монашескому уставу, люди думали, что из этих мальчиков вырастут святые. А ничего святого не выросло, ни из одного. Один стал действительно мировым писателем, и был внимательным, чутким, сердечным человеком, но – потерявшим веру. И кстати, скорбевшим от этого: он же и говорил, что человек должен либо верить, либо искать веру, иначе он пустой человек.