Размер шрифта
-
+

Почему я так одеваюсь? Как разобраться в себе, своем гардеробе и изменить сценарий своей жизни - стр. 10

. Иными словами, прожитые нами ситуации могут быть связаны с нашими генами. Как утверждают некоторые ученые, травма может наследоваться.

После изнасилования я решила разорвать этот порочный круг замалчивания жестокого обращения. Я рассказала о нем, чтобы моя будущая дочь не родилась с грузом моей боли и боли моей бабушки. И я продолжала об этом рассказывать. Открывшись родителям и преподавателям, я в конце концов обратилась за помощью к психологу. Недавно я прочла об этом лекцию в TED-X[12]. Стыд расцветает в молчании, поэтому я заговорила и продолжаю говорить.

Но сразу после изнасилования меня волновал только один практический аспект моего выживания. Чтобы оставаться в Нью-Йорке и держаться на плаву с финансовой точки зрения, я устроилась работать няней. Мне казалось, что это гигантский шаг назад, поражение и отступление от моих целей.

Поначалу казалось, что эта работа ничем не лучше мытья полов и туалетов – той работы, которую мой отец и моя тетя выполняли сразу после эмиграции. Но другую работу я найти не могла. Вне моей программы я никого не знала и могла выбирать только между работой няни и работой в «Макдоналдсе». Если бы моя жизнь была кинофильмом, то тут как раз зазвучала бы печальная музыка. Я была няней невероятного семилетнего мальчика с особыми потребностями. Я ухаживала за ним, и ради него мне пришлось все делать медленнее, а это оказалось самой лучшей терапией, на которую я только могла надеяться. После изнасилования моя жизнь разделилась на до и после. Донн, которой я была, превратилась в Донн, которой я никогда больше не буду. Я снова и снова проживала ту ночь. И все же, как вам об этом скажут многие из тех, кто пережил сексуальное насилие, когда это случилось, мир не рухнул. Мы продолжаем ходить раненые, стоим в очереди в кофейнях, заходим в супермаркет, смотрим себе под ноги. «Это непризнанное поле битвы, – написала в Twitter певица Лиз Фэр о жертвах сексуального насилия, – и мы ветераны без наград»[13].

Во время учебы в университете, если я чувствовала себя уязвимой, мои идеально скроенные и сшитые платья были моим бронежилетом, доспехами, прикрытием. Моим способом сообщить миру, что я не просто в порядке, а чувствую себя замечательно. Но одежда не только маскировала мои страдания – чистые красивые наряды опровергали хаос в моей жизни. Я отчаянно пыталась улучшить свое настроение.

И это не было безумием, я действовала методично. Чтобы по-настоящему излечиться после изнасилования, потребовалось время. Годы. И знаете что? Я все еще выздоравливаю, изучаю себя, часто сижу дома в пижаме, хожу к психологу. Меня поддерживают мои друзья и семья, кроме того, помогает моя собственная открытость, когда, выступая на публике, я рассказываю об изнасиловании. Эти вещи стали краеугольными камнями моего восстановления. Помогла мне и работа с тем маленьким мальчиком. Работая няней, я носила тренировочный костюм. Мы ездили в подземке, играя в астронавтов. Никто из нас не знает наверняка, кем станет, когда вырастет. Как я теперь понимаю, это означало, что мое видение будущего было открыто для изменений. Мы вместе спускались в подземку и позволяли нашему воображению уносить нас в бесконечность и дальше. После изнасилования моя одежда заставляла меня чувствовать опору под ногами, она была единственной ощутимой, реальной вещью, которая соединяла меня с тем моим «я», которое, как я боялась, было потеряно навсегда.

Страница 10