Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках - стр. 16

И, кстати, сам тот факт, что особенность души, открытость к добру и злу дана от Бога (атеисты говорят, что она дана от случая), на мой взгляд, не учитывало ни христианство, ни вообще философия человека. Хотя в христианстве говорится, что люди находятся на разном расстоянии от Бога. Не все, на самом деле, в человеке зависит от воспитания, от условий формирования его как личности. Можно вырасти в детском доме и не совершать преступлений, а можно вырасти в семье интеллектуалов, образованных людей и совершать убийства. Но все же легче быть праведным тому, у которого душа сама боится греха и для которого нет на самом деле в жизни постоянного выбора между добром и злом. У этих счастливых людей от рождения есть отвращение к насилию, страх переступить закон, страх обидеть, причинить боль другому человеку. Но другому дана другая душа. «Злой мальчик» проявляет себя уже в детстве. Кстати, ту тяжесть злобы и агрессии, которая часто заложена в человеке от рождения, не учитывал и Федор Достоевский в своем «Преступлении и наказании». Правда, в «Записках из мертвого дома» он говорит о том, о чем я говорю, о том, что садизм и палачество заложены в некоторых людях от рождения.

Но в данном случае меня интересует различие в отношении к жизни и живому, идущее не от души и даже не от физической организации тела, а прежде всего от того, как условия жизни, соприкосновение с миром, с живым, влияет на особенность мировоззрения философа. Хотя в данном случае, когда мы говорим о причинах отличия между отношением В. Розанова и Н. Бердяева к жизни, чисто физиологический фактор играл тоже громадную роль. Бердяев страдал, всю жизнь страдал, о чем он говорил сам, от какого-то болезненного, инстинктивного отторжения от жизни, от физического. Ему бог не дал способность целиком погрузиться ни в радость любви, ни в этот мир. А в то же время Василий Розанов потому и обожествлял деторождение, что в этой физической близости с женщиной находил величайший смысл жизни. И если брать чисто философский аспект проблемы, то очевидно, что от исходного отношения мыслителя к жизни, к живому, от того, насколько он способен чувствовать это живое, уважать его, во многом зависит его мировоззрение, исходные ценности. Бердяев честно признавался в том, что он страдал от «мучительной чуждости мне мира, этого мира»[26]. И причем он говорил, что чуждость этого мира он ощущал на самом деле со дня своего рождения. «Иногда, – пишет здесь же, в своем „Самопознании“ Николай Бердяев, – я с горечью говорю себе, что у меня есть брезгливость вообще к жизни и миру»