Поцелуй, плавящий лёд - стр. 35
Титус пошёл по дуге навстречу, не давая мне дойти до парного клинка. Ладно. Сталь о сталь, выбили сноп искр, в ушах звон, бьёт адреналин, пальцы крепко сжимают рукоять. Толчок. Выпад. Подсечка. Прыжок. Снова толчок, сильный, ладонью в грудь, от которого из лёгких вышибает воздух, и я падаю спиной в снег, больно ударяясь копчиком и затылком.
Муть перед взором рассеивается, я поднимаю глаза, но натыкаюсь на острие рыцарского меча. Зато клинок из руки не выпустила, смешно. Вот неудача.
– Сдавайтесь, миледи, – опять предлагает Титус. Победно гудит толпа, увы, не в мою честь, но я хотя бы попыталась.
Вот и всё, проиграла. Однако…
Губы сами растягиваются в улыбке. Мы ведь бьёмся до первой крови, так? Резкий взмах руки вверх… Секунда… Две… лезвие клинка просвистело у головы Титуса. Он дёрнулся, но поздно: на левой щеке появилась алая полоска с каплей, а мой меч вонзился в ствол высокого дерева, стряс с голых ветвей скопившийся снег. Зрители ахнули, в основном впечатлительный женский пол.
– Хм, недооценил, – удивился воин, стёр кровь рукавом и поднёс к лицу, верно, убедиться. – Что ж, миледи, похоже, пари вы всё-таки выиг…
– И-ийк! Кья-як! – говор Титуса потонул в оглушающем орлином кличе, ударившем громом с высоты молочных небес. Следом занялся жуткий ураган, разворотивший замковый сад в безобразие.
Женщины и дети со слугами испуганно завопили, попрятавшись за мужскими спинами. Нависающая над лежащей мной широкая фигура Титуса будто сжалась, я отчётливо различила в серых глазах рыцаря страх, он вздрогнул и отбросил свой тяжёлый меч далеко в сторону, однако остался стоять на месте, вжал подбородок в грудь.
Ничего не понимая, я жмурилась от иглистого ветра, прикрывая глаза ладонью, и через несколько минут смогла, наконец, рассмотреть стремительно снижавшегося к нам с неба бело-золотого грифона.
Огромного и дико злющего.
И гадать не нужно, кто по наши грешные души пожаловал.
Грифон описал над нами круг, гаркнул ещё разок, аж уши заложило и стёкла в окнах замка задребезжали, затем быстро замахал широченными крыльями, гася на подлёте свою скорость. Приземлился в ничтожной близости. И как тушей не задавил в устроенном им же буране?!
– И-ийк-к! – затянул грозно, наставив клюв в нашу с Титусом сторону, крылья растопырил и лапами по площади заскрежетал. Челядь и знать к тому времени из сада испарились. И вот тогда я поняла, что пора спасать бледного как смерть рыцаря. В конце концов, поединок – моя инициатива.
Промычав все возможные ругательства и порядком прокряхтев, пока поднималась на ноги, я загородила остолбеневшего Титуса своей грудью, которой, кстати, толком вздохнуть нормально не могла, храбро представ перед громадной птицей-львом.