Побудь со мной - стр. 3
– Я уже в подготовительную группу пойду, – ответила Аля, сжимаясь при упоминании «Саши». Она никогда не Саша, только Аля или Александра. А всё потому, что Саша – это невозможно выговорить, выдавить из себя. Этот шипящий мучительный звук портил Александре жизнь уже давно. Но что можно было поделать? Она ведь не родилась змеёй, и шипеть у неё никак не получалось. Аля даже умела правильно рычать «р», а это у них группе мало кто умел. Лучше уж пусть будет длинное раскатистое «Алекс-сандр-ра» или легко порхающее на губах «Аля», но только не унизительное провальное «Сася».
– А читать уже умеешь? – спрашивает дядя Женя и вдруг подхватывает её большими горячими ладонями и сажает к себе на колени.
Мир, качнувшись, заставляет девочку на мгновение умереть от смущения в этих крепких чужих руках, когда так близко вдруг проплывает незнакомая улыбка и прямо в лицо смотрят чужие глаза. Но потом всё вокруг обретает новые очертания и новый смысл.
– А вы – моряк? – шепчет Аля.
– А как же! Капитан-лейтенант, – кивает прекрасный гость.
– А почему?
– А потому, что ничего прекраснее моря нет на свете!
– А это что? – она проводит пальчиком по выпуклой золотой пуговице. Вот бы ей такую, хоть одну штучку! Такую круглую, блестящую. Ни одна из тех пуговиц, что лежит у мамы в деревянной шкатулке, не идёт ни в какое сравнение с этими сокровищами, щедро нашитыми на груди у дяди Жени.
– Это-то? Якорь.
– Почему?
– Потому что у каждого моряка должно быть место, где можно бросить якорь. Свой дом.
– Да зачем же ты её усадил к себе на руки? – Возмущается бабушка. – Она тебе поесть не даст спокойно. Да и тяжёлая уже.
– Ничего, – смеётся дядя Женя-капитан, и Аля решает больше ничего не спрашивать, чтобы бабушка не подумала, что она перебивает старших. Она помнит, что старших перебивать нельзя. Да и спрашивать – это необязательно.
Аля давно уже решила для себя, что если что-то красивое кажется непонятным, то вовсе и не нужно спрашивать о названии и назначении этой красоты. Когда вещь красивая, ей совсем не обязательно иметь смысл или имя. Вот мама ставит пластинку и спрашивает:
– Тебе нравится? Красивая музыка?
– Красивая, – кивает Аля.
– Это Чайковский, – с гордостью говорит мама. И потом, когда опять ставит ту же пластинку, или когда по радио передают ту же мелодию, она спрашивает:
– Что это за музыка?
И попробуй не ответь, что это Чайковский. Хотя какой это Чайковский? Как угадать, что это он, а не кто-нибудь другой. Мама знает много всяких фамилий. Музыка слетает с тёмного, плавно вращающегося винилового круга, расчерченного тоненькими бороздками, и наполняет постепенно всю комнату. Аля понимает, что эти звуки родились не здесь и не сейчас. Имена музыкантов перечислены на бумажном конверте от пластинки. Эти музыканты умеют играть так, что вдруг ни о чем не думаешь, а оказываешься где-то не в комнате, а как будто в другом месте, где очень красиво. И никакого Чайковского там нет, там нет даже мамы, и кажется иногда, что и самой Али больше нет, а есть только музыка.