Побудь со мной - стр. 22

– Ну, это ничего, – сразу успокоилась мама. – В туалет сходишь – и всё.

– И он во мне не прорастёт? Я не стану сама, как дуб? – уточнила Аля.

– Если будешь хорошо учиться в школе и много читать, то как дуб не станешь, – непонятно пошутил папа.

– Пусть марганцовки выпьет, – строго велела бабушка. – Господи! Что за наказание мне перед смертью!

Аля ещё немного подождала, но её никто не ругал и не собирался отправлять в больницу. Она снова пощупала свой живот, ничего необычного не обнаружила, вздохнула с облегчением и почувствовала, как всё нехорошее и страшное отступает, волшебно освобождая её от горькой участи превращаться день за днём в одинокое молчаливое дерево.

Еще даже толком не разлепив веки, Аля откуда-то знала, что выпал первый снег. Такой долгожданный после бесконечного теплого зеленого лета, такой чистый на черной ноябрьской земле. Первый пушистый слой настоящего снега, плотно накрывший двор, и горку, и песочницу. Словно город надел белое платье или белый халат, готовясь к празднику, как невеста, или к работе, как врач, или просто потому, что всё в мире иногда облачается в белое, чтобы стать лучше и чище.

Сам воздух в комнате был теперь другой, а лежать под одеялом было так хорошо, что вылезать не хотелось. За окном в проеме неплотно сомкнутых штор колыхалась ещё одна белая ажурная занавеска из летящих снежинок. Весь мир задернули, занавесили, осталась только эта комната. Мягкий свет и осторожные приглушенные звуки – так бывает только через падающий снег. Невозможно представить себе более спокойный и уютный день, чем день посреди снегопада.

Снег выпал как будто нарочно в выходной, чтобы все могли не торопясь полюбоваться на него из окон во время завтрака и не топтать по свежевыбеленным дорожкам своими грязными сапогами и ботинками, чтобы дать миру подольше побыть таким: белым и чистым.

– Ну вот и дожили до зимы, – вздохнула бабушка, поправляя на плечах теплый платок и ощупывая рукой чугунную гармошку батареи. – Хоть бы затопили нормально. А то чуть теплое. Аля, надень шерстяные носки!

– Не хочу, они кусаются!

– Не говори глупостей. Это клопы кусаться, а носки греют.

– Когда я буду капитаном, – Аля поморщилась, послушно натягивая вязаные носки. – То никогда не буду ходить в шерстяных носках.

Бабушка ничего не ответила, только стояла и смотрела в окно, как будто хотела где-то там за снегом, за детской площадкой, за домом и за деревьями рассмотреть, какая сейчас на море погода и нужны ли там шерстяные носки.

Воспиталки в детском саду увидели снег и вспомнили, что скоро пора будет наряжать ёлку и встречать Деда Мороза. Теперь дети в саду хором пели про то, как ёлочка родилась в лесу и про то, как она замерзла. Это были грустные песни, хоть и притворялись веселыми. Алю удивляло, что никто не задумывается над тем, как уютно и хорошо жилось ёлочке в лесу: она уже привыкла расти там, среди других деревьев и чувствовала себя хорошо, была стройной и зеленой. Правда, когда Аля недавно отравилась несвежим творогом, мама тоже сказала, что цвет лица у неё зеленый и это нехорошо. Но Аля-то была девочкой, ей полагалось быть румяной, а ёлочка – это всё-таки дерево, причём не просто зелёное, а вечнозелёное. В лесу о елочке заботились: метель пела ей колыбельную, а мороз укутывал снегом, а ещё елочка дружила с зайкой и волком. Нина Пианиновна делала паузу, потом ударяла пальцами по клавишам и в песне вдруг появлялся какой-то мужик и срубал ёлочку. От этой фразы «срубил он нашу ёлочку под самый корешок» у Али каждый раз бежали мурашки по спине, так жутко вел себя этот незнакомый дядька. В этом году Аля даже решила вовсе не петь эти строчки, как будто ничего такого не случалось. Елена Сергеевна заметила это, и строго смотрела на Алю, но та всё равно сжимала губы и пела только следующее четверостишие про детский праздник, где ёлочка была уже нарядная и приносила детишкам много радости. Но и это было грустно. Аля помнила прошлый Новый год, и чем он заканчивался. Судьба нарядных ёлочек после праздников была совсем не радостной. В песенке не хватало ещё одного куплета. Он мог бы звучать так: