Побег из Невериона. Возвращение в Неверион - стр. 15
– За деньги или за так? – спросил одноглазый. – Там внизу, у отхожих канав, битый час стоит варвар с косой за ухом. Если б я хотел за железяку, заплатил бы ему, но я не хочу.
Контрабандист прибегнул к испытанному средству и прикинулся полным недотепой.
– Значит, и мне не заплатишь? На этой неделе я таскал бочки в гавани, на прошлой пытался тут поработать, на позапрошлой работал в горах – чистил одному трактирщику погреб. Не знаю уж, что у меня хуже выходит. – Эти три недели были, конечно, такой же выдумкой, как и кухонная девушка. – Тут на мосту мне порой давали пару монеток, но последнее время я мало с кем разговаривал. – Чистая правда. – Колхари – город одиноких. Я пойду с тобой за компанию, а ты мне что-нибудь дашь – идет?
– Если «что-нибудь» значит «ничего», то пошли.
– Эй, погоди! – Контрабандист догнал кривого, шагавшего к рынку. – Что уж так-то… Потом сам решишь, чего я стою – знаю, что немного, так я много и не прошу. Ты откуда сам будешь? Откуда пришел на эти мокрые камни?
– Задаешь такие вопросы в такую ночь, на этом мосту? – Единственный глаз смотрел с веселым недоверием. Так смотрят на пятнадцатилетнюю варварку, спьяну выдающую себя за благородную деву.
Контрабандист потупился и с застенчивой улыбкой потер мочку уха.
– Ну, может, у тебя золотишко водится…
– Золотишко? Ха! Не настолько ты молод.
– …Или пара железяк, – продолжал наш парень как ни в чем не бывало. – Очень бы ты меня выручил. Я ж теперь не работаю, а девушка не часто меня навещает. Думает, поди, что любовник я неважнецкий. С мужчинами у меня вроде бы лучше получается – стараюсь, во всяком разе. – «Может, я уже не так молод, – думал он, поглядывая на одноглазого, – но на твоем месте тоже не торговался бы». – Моя девушка не знает, что я хожу сюда, да и не надо ей знать. – Всем женщинам, с которыми он спал начиная со своих шестнадцати лет, контрабандист рассказывал про свои похождения с мужчинами, и они слушали как завороженные – можно было и без предварительных ласк обойтись. Не рассказывал, только если это мог услышать другой мужчина. Трем последним он рассказал, и что же? Разве они не восхваляли его нежность и сноровку в любовных трудах, разве не просили его остаться? Младшая, чтобы привязать его к себе, отдавалась ему во всех позах, какие знала, старшая делала это куда искусней, да еще и деньги ему предлагала. Он сильно оскорбился, но взял, вспомнив, должно быть, про мост, – и все равно ушел. Средняя нравилась ему больше всех, но у нее были дети, хозяйство – его она терпела только ради утехи. Виду, правда, не подавала, но по-настоящему в нем не нуждалась. Веснушек ни у одной из них не было, а без этого, как он с растущей горечью понимал, с женщинами любиться все равно что с мужчинами или животными.