Побег - стр. 29
Меня спасла Грейс. Ее сильные руки удерживали меня над водой, пока она плыла обратно к штормтрапу, сброшенному ею же перед тем, как кинуться мне на помощь. Как только я рухнула на палубу, она завернула меня в плед и обрушила свой гнев на тех, кто с хохотом наблюдал, как я гибну.
– Постыдились бы, – говорила она, пока я выкашливала у ее ног свои легкие.
Они что-то невнятно бормотали и расходились, но она ухватила Бронна за руку.
– О чем ты только думал? – спросила она.
Он высвободился из ее пальцев и пожал плечами. Будто я для него ничего ровным счетом не значила. Именно тогда я впервые осознала, что так оно и есть. Все кончено. Друг, который когда-то у меня был, никогда бы так со мной не поступил. Того друга больше нет. У него был выбор: я или Змеи. Он не выбрал меня. В тот день я потеряла надежду завоевать уважение команды, узнала совершенно новый смысл слова «унижение» и с тех пор так и не пришла в себя после предательства Бронна.
Однако сейчас, когда тела наши соприкасаются, это напоминает мне того мальчика, который значил для меня все, и даже сейчас мне слишком больно вновь переживать те воспоминания.
– Думаю, отсюда я уж сама как-нибудь доберусь, – говорю я.
Я надеюсь, что это прозвучит безразлично, но голос, к моему ужасу, дает петуха, а слова застревают в горле.
Пытаясь скрыть это благодарственным кивком, я отталкиваюсь и иду дальше, чуть быстрее и гораздо более взволнованно, чем раньше. Если честно, добравшись до каюты отца, я облегченно перевожу дух, хотя на самом деле мне стоит бояться.
Он сидит возле декоративного камина, который именно что декорация – я никогда не видела в нем огня, – и читает книгу. Коготок примостился у него на плече, и при моем появлении вскрикивает. Недовольство написано на всем отцовском лице, пока он разглядывает мой синюшный нос, заставляя меня испытывать неожиданное и обманчивое ощущение триумфа. Мое поведение застает его врасплох. Хотя получилось это неумышленно, мое пренебрежение его правилами оказалось сюрпризом. Но я должна быть осторожной. Я на опасной территории. Поэтому жду, готовясь к нагоняю, который не может не последовать. Вместо этого отец указывает на стол, на котором уже лежат хлеб и фрукты.
– Садись, посиди со мной.
Я делаю, как мне велят, все еще стараясь разобраться, в каком он настроении, и только потом открывать рот.
– Я всегда хотел сына, – говорит он, и это звучит ударом под дых. – Ты знала об этом?
– Нет.
Я изо всех сил пытаюсь, чтобы мой голос звучал ровно. Я вру. В душе я всегда это знала. А как иначе? Но слышать, как он об этом говорит! Не ожидала, что будет так больно.