По законам Дикого Запада. Начало - стр. 30
Услышав негромкий стук, раздавшийся со стороны бара, Майк Арлин поднялся на ноги и неверной, пошатывающейся походкой изрядно набравшегося человека, направился к выходу. Протянув руку, подхватил стоявший у двери дробовик, и, на мгновение замешкавшись, шагнул на залитую солнечным светом улицу.
Финниган
Еще не закончив разворот, Папаша Финниган понял, что опоздал. В дверях салуна стоял тот самый пьяница, что минуту назад крепко спал, навалившись грудью на стол и уткнувшись лбом в лужу разлитого перед ним пива. Только теперь мужчина совсем не выглядел пьяным. Высокий, массивный, он крепко держался на чуть согнутых в коленях ногах, прижав к плечу дробовик и глядя на Финнигана холодными глазами стрелка. Время остановилось, и Папаша завяз в нем, как вязнет муха в бочонке, до краев наполненном сладкой патокой. Он видел мужчину, смотрящего на него поверх прицельной планки ружья, видел взведенные курки, хищно нависшие над едва заметными пеньками ударников. Стволы, длинные, блестящие, в царапинах и раковинах, оканчивались огромными черными дырами, из которых на Финнигана, ухмыляясь, смотрела сама Смерть. Холодная волна окатила Папашу, лишая сил и отхлынула, оставив после себя лишь тупое оцепенение. Из стволов плеснуло огнем, что-то сильно ударило в живот. Он медленно опустил глаза. Короткая куртка из плотной кожи свисала лохмотьями, еще мгновение назад белая рубаха напиталась кровью и плотно облепила ребра. А на месте живота выпирал большой ком осклизлых веревок неприятного, синевато розового цвета. Остро пахнуло кровью и дерьмом. Ноги подогнулись, Папаша со стоном плюхнулся на деревянную ступеньку, ведущую к дверям банка. Запоздалая боль пронзила тело, а затем, тьма сомкнулась над Финниганом.
Кваху
Кваху уже прикоснулся к двери, когда на его плечо легла тяжелая, потная рука и попыталась оттащить в сторону. Яростно зашипев, индеец оглянулся, заранее зная, кого увидит. И не ошибся. За спиной стоял Пако с револьвером в руке и глумливой улыбкой на заросшем короткой щетиной лице. Губы его шевельнулись, Кваху услышал короткую, словно плевок, фразу: – «Пшел вон, ублюдок!» Толстые пальцы, лежавшие на плече сжались словно клещи, причиняя неимоверную боль. Юноше показалось, что он слышит, как трещат его кости и рвутся сухожилия. Рука метнулась к поясу и схватилась за костяную рукоять ножа. А миг спустя голова Пако взорвалась, забрызгав Кваху каплями горячей крови, осколками костей и кусочков мозга. Рука, лежащая на плече, разжалась, и почти обезглавленное тело Пако Гонсалеса рухнуло на ступени, заливая кровью потемневшие доски крыльца. Не задумываясь ни на секунду, Кваху рванул на себя блестящую медную ручку, молясь единственно о том, чтоб дверь оказалась не заперта. Какое то мгновение тяжелая дубовая створка сохраняла неподвижность, а потом, со скрипом провернувшись на несмазанных петлях, широко распахнулась, открывая взгляду спасительный полумрак главного зала банка. За спиной уже во всю гремели выстрелы, пули противно визжали, выбивая длинные, острые щепки из ступеней и перил, пятнали дощатые стены крупными черными дырами. Что-то твердое и горячее ожгло бедро, выдрав клок мяса и бросив его на колени. Отчаянным рывком Кваху бросился вперед, перекатился через высокий порог и рухнул на пол, закатившись за массивное деревянное кресло, предназначенное для посетителей.