По всем частотам. Сборник - стр. 7
Николаев закивал, а я подумал, что это всё-таки паршиво – когда верят каждому твоему слову. Даже такой глупости, как «полковник ваш всё рассказал по первой просьбе непонятному мальчишке».
Заполняя молчание, хлопнула неподалёку граната.
Поняв, что дальше медлить уже нельзя, я уставился на свои грязные ладони и сказал, тщательно подбирая слова:
– Я там завал разгрёб. Можно прямо отсюда, откуда вылез, далеко уйти. И на поверхность вылезти, если не завалит. Но у меня с собой гвоздодёр, крепкий, можно будет проковыряться. Так что собирайся, старлей. Отсюда прямо, на развилке направо, потом перескочить через двор – но он отсюда далеко, там может чисто быть, – и там ещё один залаз есть. А оттуда беспрепятственно долезете до моего, там по прямой всё. Это примерно где меня Рубцов выцепил вчера.
Слушают меня бойцы, как ангела Господня или галлюцинацию свою. До тех пор, пока не заматюгался отборно, по-отцовски, видя, что медлят, – не поверили. Но ангелы Господни, как известно, не матюгаются, а галлюцинации гвоздодёром не долбают легонько по ноге – той, что цела ещё – старлея. Значит, и вправду я, настоящий. И выход настоящий предлагаю.
Зажглись лица, посветлели. Отсрочка приговора, может, доживут ещё до Нового Года.
Если, конечно, завтра их не пошлют в очередной ад.
– А трёхсотых протащить там можно будет? – первым делом спрашивает Николаев.
– Прота́щите, – уверенно киваю я. – А мне оставьте автомат и пару магазинов. Прикрою.
– Ты чего, ополоумел?! Я остаюсь! – мигом от такого взъярился старлей, оплеуху закатил – я закачался, а он рычит: – У тебя невеста в Ставрополе! Тебе ещё жить и жить, пр-ридурок!
Выдержал я его взгляд, усмехнулся:
– Это тебе, старлей, жить и жить. Сына хочешь сиротой оставить… за час до рождения? Я остаюсь. Потом уползу, я же тут всё знаю.
Лгу я уверенно.
Не уползу, но Николаеву знать это не стоит.
И снова, как всегда: я не верю, а он – верит. Я говорю, он слушает… Но борется – с собой или со мной, я не понял:
– Ты… придурок! – жалобно. И взглянул мне прямо в глаза, дёрнулся вперёд, будто обнять хочет…
Отпрянули мы одновременно. Словно понял он всё.
Вот так вот, Николаев. Будешь дальше настаивать?
– Ты… – ещё жалобнее. И неловко перекрестился. И вместо споров или ещё чего только вымолвил: – О, Господи…
На этом и кончился спор.
«Идите», – мотнул я головой и отвернулся, твёрдо зная, что бойцы не ослушаются.
Мой выбор, не их – вот и всё, что я им сейчас могу дать.
– Идите! – громче. Мне же страшно, поймите и меня. Но я не отступлю: я сам это просил.
Они медлят, не понимая, борясь с собой.