По ту сторону памяти - стр. 12

Директриса пришла к ним домой в выходной, отправила девчонок во двор и долго убеждала Ольгу подумать если не о себе, то хотя бы о детях. Потом припугнула, что снимет ей нагрузку в школе и заберёт часы в школьной библиотеке.

– Ты в зеркало на себя смотрела? – грозно спросила она. – Призрак ходячий. Бери больничный и поезжай на обследование в областной центр. Вот тебе телефон, спросишь Изабеллу Александровну Лифшиц. Скажешь – от меня. Получишь и внимание, и заботу, и все остальное, что потребуется. Она серьезный врач. Завтра и начинай.

Изабелла Александровна оказалась и впрямь очень внимательным и знающим врачом. Она послала Ольгу на множество анализов и отпустила домой дожидаться результатов.

Следующий визит отличался от прежнего. Врач что-то долго листала, не говоря ни слова, а потом, посмотрев Ольге прямо в глаза, спросила:

– С кем живёшь?

И, выслушав ответ, вздохнула:

– Детей есть с кем оставить?

– А что? – не поняла Ольга.

– А то, что оставляю я тебя у нас. Ляжешь на несколько дней в больницу. Надо провести дополнительные анализы, а если подтвердится – срочно начинать лечение. Неплохо бы в Москве, но начнем у нас. Надо будет – Ташкент задействуем, там тоже неплохие силы есть. До Москвы тебе не добраться, – с пониманием проронила она. – Ну, да ничего, будем тебя вытягивать на месте, – она помолчала, протирая очки белоснежным носовым платком, и добавила строго и отрешённо, вдруг перейдя на официальный тон:

– Я хочу, чтобы вы поняли – дело серьёзное, очень серьезное. Сколько всё это продлится – сказать сложно. А потому – мобилизуйтесь, подумайте, с кем оставите детей на это время, чтобы в больнице голова о них не болела и чтобы все силы и энергия были пущены в одном направлении – на выздоровление, – она сложила в стопку листики с анализами, отложила в сторону очки и добавила уже другим тоном:

– Легко не будет. Езжай домой, организуй там всё, детей пристрой, а в понедельник я тебя жду прямо с утра.

Ольга вернулась домой, когда девочки ещё были в школе. Села к столу и долго сидела, опустив голову на руки. Не было ни мыслей, ни планов, ни желания что-либо предпринимать. Да и сил не было, словно слова врача отняли у неё последнюю волю.

Она как-то вдруг резко поняла, что больна и серьёзно, что понадобится большой труд – и врачей и её, личный, чтобы вернуться к обычной жизни. Если удастся. А если нет? Что будет с девочками? Что их ждёт, когда нет никого, ни единой души на свете, которая могла бы поддержать? Обратиться к Якову? Но мысль, что её девочки будут жить в чужой семье, с чужой женщиной, была невыносима. Да, и будут ли? Похоже, что не нужны они своему отцу, который не счёл нужным хотя бы прислать весточку о себе за все это время. За Владу она спокойна – та могла бы одна перекантоваться эти 5-7 дней: и сготовить себе, и уроки сделать, и цветы полить, и за Муром приглядеть.