По ту сторону - стр. 26
– Ты кто?
– Я – Ника.
– Привет, я – Руфина.
Глаза, как два озера, распахнутые, прекрасные и абсолютно слепые.
– Меня сюда родственники упекли, я здесь уже десять лет. Не бойся, меня не лечат, со мною можно говорить. Смотри, не попади под инсулин!
Позвали на обед. За длинными столами все обитатели второго женского этажа. Дети и взрослые с лицами уродливых кукол, алкоголички с черными кругами вокруг глаз и аутисты – весь цвет советской психиатрии молча кладет еду в рот. Мы сидим за столом, и я бережно перекладываю огурцы в тарелку Руфины. Раздается громкий топот, и в столовую входит девочка лет двенадцати: босая, халат нараспашку, волосы всклокочены, мертвенная бледность щек и злобный взгляд без проблеска мысли. Я дрожу всем телом, и тут мне на плечи опускаются чьи-то теплые руки. Я поднимаю лицо, вижу Ольгу Ивановну – нашу соседку по лестничной клетке. Я знаю Ольгу Ивановну давно и только сейчас понимаю, где она работает.
– Не дергайся, веди себя спокойно, иначе лишишься свиданий.
– За нами наблюдают и доносят докторам, – сообщает Руфина, – Свидания получают только смирные психи.
Из последних сил стараюсь вести себя здраво, только не знаю, что входит в это понятие.
Вечером меня допрашивает врач. Я умоляю отпустить меня домой и слышу в ответ, что мне нужно лечиться. Ни интереса, ни намека на участие, только жесткие вопросы, въедливые уточнения и дежурная улыбка, не значащая ровным счетом ничего. Лечения не назначают – ждут, пока главврач утвердит диагноз, а на ночь суют в рот блестящий черный шарик, после которого я проваливаюсь в тяжелый сон без сновидений.
Утром больные отплывают в комнату для свиданий, я сижу на кровати, жду приговора. В палату входит медсестра, в ее руке – блестящий шприц. Резким движением она отдергивает мне рукав, я подаюсь назад и чувствую железную хватку на запястье.
– Не дергайся, это доза для младенцев. Во время свидания не вздумай психовать! – с этими словами она всаживает в меня что-то омерзительно холодное.
При встрече с матерью стараюсь не плакать, чтобы не лишиться возможности видеть нормальные лица, находиться по ту сторону двери без ручки. Я поглядываю на санитаров и отвожу глаза. Со мной что-то явно не так: не могу сфокусировать взгляд – он поднимается все выше, скользит на самый верх…под самый потолок… Глаза закатываются, заваливается язык, сводит шейные мышцы и тянет назад, голова запрокидывается. Обеими руками хватаюсь за голову, с силой возвращаю ее на место, но тут весь процесс повторяется снова и в той же последовательности. Меня уводят в палату, укладывают на кровать. Ольга Ивановна садится рядом, гладит меня по руке: