По следу зверя - стр. 29
Сверчок оборвал его:
– Не герой я, чего уж?! Ладно, что в отряде?
– В отряде все нормально. Тишь да гладь, как утречком на Кубани-реке. Я тебе про другое скажу, а ты послухай. – Они торопливо шли по старой проселочной дороге, тянущейся вдоль чащи, спеша как можно дальше уйти от города. – Любовь для нас, мужиков, ежели подумать, хуже всякой хвори будет…
Юноше слушать старика не хотелось, но делать было нечего. Дорога в отряд им предстояла долгая.
– Пристанет, ничем не отдерешь. Лидка хоть и годочками покамест мала, да есть в ней женские чары. Трохи подождать – и распустится жар-птица. Туточки твоя погибель и настанет окончательно, верно говорю. – Захар Петрович вдруг неожиданно остановился, погрозил кулаком: – Тока смотри у меня, Николай! Ежели шуры-муры какие надумал, вмиг нагайкою отстегаю! Я скотства не потерплю!
– Какие еще шуры-муры? – отмахнулся юноша. – Сказано же: командир ей нравится.
Сорвав с его спины ношу, Захар Петрович вынул из кармана небольшой перочинный ножик и ловко вскрыл им днище старого, в многочисленных заплатках вещмешка. Достав на свет небольшой листочек вощеной бумаги с процарапанным текстом, тотчас спрятал его в карман штанов.
– Так-то лучше будет, – заметил он и, словно не останавливался, продолжил: – По правде сказать, ваши бульбашки – девки справные, не спорю. Только с нашими казачками ни в какое сравнение не идут. Нет, не идут. Помню, шагаешь по станице, а навстречу красавишна! Ка-ак поведет бровью, да ка-ак колыхнет тяжелой грудью, что ты!.. Враз душа из тела выскакивает. Я так полагаю, что породистости наших казачек степь была помощницей. В ваших лесах да болотах таких сдобных фигур не встретишь.
Коле льстило, что старик разговаривал с ним на взрослые темы. Только что ему до кубанских казачек? Он их и в глаза-то не видел, знать не знает, как выглядят. Завел тут разговоры про черные брови да «убивающий наповал» взгляд, понимаешь. Для него, Николая Цвирко, краше девушки, чем русоволосая Лида, нет.
Сегодня она была особенно хороша в своем стареньком ситцевом платьице с туго стянутыми в толстую косу волосами. Коля больше не сердился на девушку за строптивый характер. Оправдывал: «С нами, мужиками, иначе нельзя». Корил себя за грубый тон. Чувствовал, как где-то в глубине души к зарождающемуся волнительному чувству влюбленности присоседилась липкая, как болотная грязь, ревность: «Героев им подавай! Вот женщины!..»
Заметив, что Сверчок не слушает его, старик прервал набежавшие воспоминания о старой, давно забытой холостяцкой жизни, в которой было много самогона, случайных женщин и кровавых драк. Годы своей молодости Захар Петрович в шутку называл «кое-как пробежавшими».