По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918 - стр. 72
Чем дальше мы отъезжали от Львова, тем явственнее становились следы войны.
Чаще встречались взорванные железнодорожные мосты, вывороченные телеграфные столбы, поломанные стрелки. Станции, мимо которых мы проезжали, были в большинстве разрушены и сожжены.
Около четырех часов дня мы проезжали район боев у станции Равы-Русской. Поезд замедлил ход, так как в этом месте путь был не вполне исправлен. Местность была холмистая и лесистая.
– Вон, видите прямо против нас на скате окопы с проволочными заграждениями – это австрийская позиция, – проговорил доктор, указывая пальцем вдаль. – А вот по полю разбросаны неглубокие одиночные окопчики рядами, здесь наступали наши цепи. Сейчас за этим лесом слева стояли наши две легкие батареи. Скоро будет и станция Рава-Русская, вы увидите, как наковыряли там наши тяжелые орудия…
Я с благоговением смотрел на эти молчаливые теперь холмы, на эти пожелтевшие леса, над которыми еще всего каких-нибудь две недели тому назад стоял непрерывный гром орудий, трещали с обеих сторон пулеметы, заглушая собой стоны раненых… Но теперь все тихо… И лишь одинокие покосившиеся деревянные кресты, воронки от снарядов да желтые кривые линии окопов свидетельствовали о том, что здесь недавно кипел упорный, жаркий бой. Через несколько минут мы подъезжали к станции Раве-Русской. Здание представляло собой груду почерневших от пожара развалин. Рядом наскоро из досок было выстроено нечто вроде сарая, где помещались телеграф и железнодорожные службы. Деревья около станции были большей частью поломаны или исковерканы попавшими в них осколками снарядов. Около железнодорожного пути, свалившись с насыпи, лежали разбитые, полусгоревшие вагоны; кое-где еще валялись обломки телег, походных кухонь, рыжие оборванные австрийские ранцы, обоймы от патронов, выстрелянные гильзы и множество блестящих баночек от консервов. Вся земля вокруг станции действительно была изрыта, словно вспахана снарядами, глубокие воронки шириной в сажень черными зловещими пятнами покрывали подернутую желтизной окружающую местность.
– Вот где была развязка этого славного боя! – воскликнул доктор. – Жуткая картина, не правда ли?
Поезд дальше не шел, так как не был еще исправлен путь, да и фронт уже был близко.
– Ваше благородие! Куда прикажете нести вещи? – проговорил Франц, внезапно появляясь в дверях нашего купе.
– Да вынеси пока что на платформу, а там видно будет, – ответил я. Затем, поблагодарив доктора за радушный прием и тепло простившись с ним, я вышел из вагона вслед за Францем. Все окружающее свидетельствовало о близости фронта. Мелькали серые шинели, недалеко от станции расположился какой-то обоз; дымили две походные кухни, стоявшие около большой палатки, разбитой прямо на поле. Флаг с красным крестом, развевавшийся наверху, указывал на то, что это какой-нибудь передвижной госпиталь. Легкораненые с перевязанными руками и ногами сидели и стояли около палатки, покуривая цигарки, и, перебрасываясь отдельными восклицаниями, с видимым интересом смотрели на наш только прибывший санитарный поезд, который должен был отвезти их далеко от этих страшных, изрытых снарядами полей, увезти туда, в глубь России, где ждут их тепло, ласка и любовь в награду за их боевые труды и лишения.