По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918 - стр. 37
Воспользовавшись маленькой остановкой, поручик Пенько подозвал своего денщика с косым глазом, разбитного и смышленого, и приказал ему вынуть из сумки курицу, которую тот сварил еще утром для похода. Поручик Пенько был, как всегда, веселый. Утомительный поход на него нисколько не подействовал. Даже, скорее, наоборот: лицо загорело, запылилось и сделалось еще мужественнее. А его фигура – плотная и немного сутуловатая, в простой солдатской рубахе и шароварах защитного цвета, с цейсовским биноклем сбоку – выдавала в нем хорошего боевого офицера. Он говорил о предстоящем бое так непринужденно, так легко, что казалось, речь идет не о таком деле, где будет потоками литься невинная человеческая кровь, где будет носиться ураган смерти, а так, о каком-то пустяке. Он не сомневался в том, что австрийцы побегут при малейшем натиске русских войск. Так же просто, как и говорил, поручик Пенько разломал курицу на несколько частей и предложил мне одну. Он очень был удивлен и даже, кажется, обижен, когда услышал мой отказ. Правда, с самого утра мы ничего не ели, но мне было не до еды. Поручик Пенько, конечно, не мог знать, какие сложные чувства в тот момент меня наполняли. Он истолковал по-своему мой отказ, вслух заявив, что действительно перед боем не следует ничего есть, так как если пуля попадет в наполненный пищей живот, то рана будет, безусловно, смертельна. Однако это соображение не помешало ему с аппетитом уничтожить чуть не полкурицы.
– Можете пожалеть, что не попробовали, – обратился он ко мне с добродушной улыбкой, вытирая руки носовым платком. – А если бой будет продолжаться…
Но в это время послышался голос командира батальона:
– Господа офицеры, ко мне!
Мы сгруппировались около подполковника Бубнова, рассматривая карту, на которой он обвел карандашом участки рот для обороны в случае, если противник сам перейдет в наступление. Твердым, спокойным голосом отдав все нужные указания и распоряжения, подполковник Бубнов приказал двигаться дальше. Батальон начал собираться, чтобы перейти на лежавший впереди хребет и там окопаться, а полуротам нашей и 3-й роты было приказано остаться на месте в резерве. Штабс-капитан Василевич назначил вторую полуроту под моим начальством. Через минуту батальон, сверкая штыками и поднимая пыль, уже двигался колонной по дороге, которая сначала полого спускалась в широкую лощину, уставленную скирдами хлеба, и затем поднималась на противоположный гребень и там терялась в синеватом темном лесу. Видно было, как батальон, спустившись в лощину, свернул вправо и, отойдя от дороги шагов четыреста, остановился у подошвы возвышенности. В это время ко мне подскакал на взмыленном белом коне полковой адъютант и торопливо спросил: