По-настоящему - стр. 29
Столько мужских открытых частей тела я видела только на городском пляже. Но ни на одной из них я не зависала. Это ни о чем не говорит! Это лишь подтверждает, что Бондаренко – наглый бунтарь, который не слышал о нормах приличия и поведения.
От всего происходящего у меня взрывается голова. Я однозначно совершаю ошибку и позже пожалею, уверена.
Я уже жалею и готова сорваться к двери одновременно с голосом женщины, который меня тормозит:
– Дарья Игоревна Шольц… – она смотрит в экран, а не на меня, – ваш паспорт, – вытягивает руку, прося документ.
– Шольц? – неожиданно просыпается мой «жених». – Ты Шольц? – он поворачивается ко мне и смотрит на меня по-новому. Будто вообще впервые видит. Осматривает с ног до головы, отчего скукоживаюсь в комок. Его взгляд с наглецой и усмешкой. – Я могу взять фамилию будущей супруги? – отворачивается, обращаясь к женщине-регистратору. – Герман Шольц… – задумывается, словно смакует. – А неплохо! Ден, скажи? – кивает Соколовскому, который показывает ему «класс» и поощряюще улыбается.
Зара кашляет, не виню ее в этом.
Мне хочется провалиться сквозь землю, настолько мне стыдно. За поведение этих двух, а больше за себя. Перед собой и женщиной, которая, вероятно, считает меня идиоткой, решившей связаться с самим сатаной.
Удрученно вздохнув, регистраторша забирает у меня паспорт. Я смотрю на нее умоляюще. Вразумить меня и направить на истинный путь, но она хладнокровно шлепает печать в моем документе, и я получаю удар в грудь.
Все. Это конец. Эта печать – свидетельство того, что моя ошибка приобрела официальный статус.
Почему она не спросила – согласна ли я? Где вся эта формальность?
Пока я пытаюсь выйти из комы, женщина проводит подобную процедуру с паспортом Германа, который провожает ее действия легким интересом и не более того.
– Распишитесь здесь, – холодно оповещает регистраторша и показывает длинным ногтем место, куда ставлю корявую закорючку, слабо напоминающую мою подпись.
Мои руки трясутся. Внутри я вибрирую тоже, когда смотрю на аккуратную размашистую завитушку, которую Бондаренко выверенно рисует.
Вот и все.
– Фамилию супруга брать будете? – шокирует меня женщина. Поднимаю лицо и смотрю на насмешливое ее. Эта шпилька в мой адрес такая острая, что стискиваю кулаки и сжимаю колени, отрицательно качнув головой.
Мой брак – одна сплошная насмешка: судьбы, этой женщины и Дениса, который после того, как нам с Бондаренко вручают паспорта и свидетельство о заключении брака, орет на весь кабинет:
– А теперь жених может поцеловать невесту! Горько, дети мои!