По наследству - стр. 23
– Слу-шай, – смотря лисой и растягивая слово, сказала она, – а помянуть бабушку? Привези чего-нибудь «выпить-закусить».
– Ла-дно, – в тон ей протянул Гоша.
Обед был готов, Саша с Ольгой устраивали рукомойник для тех, кто приедет с кладбища.
– Ну всё, похоронили бабу Маню, – брат подал Саше свидетельство о смерти.
– Хм… Зачем было затевать всю эту проволочку? Оля, посмотри, что они написали.
Ольга прочла: «Причина смерти неустановленна ввиду гнилостного распада».
– Так они даже не подходили к ней. Как всегда поиздевались над мертвой и над живыми. Подлое государство!
– Гоша, ты бы поел, – предложила Ольга, она очень ценила брата подруги.
– Я не знаю, когда теперь есть смогу. Да, Саш, собери чего-нибудь для кладбищенских.
– Ты же вчера им возил.
– Это в контору. Бухгалтерша попросила.
– Ы-их! – какой-то вздох попутный, но за ним мысли: «Ведь заплатили же вчера, и не мало. Сколько можно харлать? Как не стыдно быть дешевкой и крохоборкой», – однако Саша пошла собирать пакет.
К родственникам, которые вернулись с кладбища, добавились соседи, они поленились ехать на кладбище, но помянуть Маню считали святым долгом. Все скамьи и стулья заняли за столом. Крестные отцы внуков: почтенный старик Владимир Иванович – Гошин, и более мелкий, с перекошенным лицом после инсульта – Сашин; их вдовые соседки предпенсионного возраста; Митя, которого все звали Микой – недавно прижившийся на улице, имеющий четыре судимости за карманные кражи; Настя Балаболиха – беспардонная пожилая женщина, большая любительница выпить; чета Плахтюковых, – взяли в руки ложки.
– Царствие небесное, – крестясь, сказала набожная Люба Плахтючиха и зачерпнула кутью.
Саша наполняла последние тарелки вторым блюдом, когда сновавшая между столами и коридором Ольга спросила:
– Что за картины были у бабы Мани?
– Натюрморт и пейзаж, написанные маслом. А что?
– Я так удивилась, когда сваха бабы Ани сказала, что она хочет забрать картины на память.
– Пускай берет. Их покойный муж бабы Ани написал, – и, зная мечту Ольги иметь какую-нибудь картину, добавила, – они бы тебе не понравились.
Последние тарелки Саша сама понесла, чтобы, наконец, освободившись, побыть с родственниками. Она решила не говорить о найденных деньгах, потому что славы покойнице это бы не прибавило. Но если бы деньги были годные, она бы их отдала Гоше и всё равно никому не сказала бы об этом.
– Саша, можно я заберу шкаф для внучек? – спросила жена Фёдора, Лида.
– Каво́? Шифонэ́р мой! – безапелляционно объявил дед Валентин.
– У вас есть. На что вам еще? – возмутилась Лида.