По морю прочь. Годы - стр. 64
Три месяца мало отразились на внешности и Ридли, и Рэчел. И все же внимательный наблюдатель заметил бы, что в поведении девушки добавилось определенности и уверенности. Она загорела, глаза явно стали ярче, и разговоры она слушала так, будто собиралась возразить. Трапеза началась в непринужденном молчании, какое бывает между людьми, которым легко друг с другом. Затем Ридли, облокотившись на стол, посмотрел в окно и заметил, что вечер очень хорош.
– Да, – сказала Хелен и добавила, глядя на огни внизу: – Сезон начался. – Она по-испански спросила у Марии, много ли в гостинице постояльцев. Мария с гордостью сообщила, что придет время, когда будет немыслимо трудно купить яйца – лавочники совершенно перестанут стесняться в цене, поскольку англичане заплатят им любую.
– В бухте стоит английский пароход, – сказала Рэчел, имея в виду треугольник огней. – Он пришел рано утром.
– Значит, есть надежда получить письма и отправить наши, – сказала Хелен.
По определенным причинам упоминание о письмах всегда вызывало у Ридли стон, и до конца ужина между мужем и женой шел оживленный спор о том, полностью о нем забыл весь цивилизованный мир или еще нет.
– Если вспомнить последнюю пачку писем, – сказала Хелен, – ты заслуживаешь порки. Тебя пригласили читать лекции, тебе предложили степень, а какая-то дура вознесла хвалы не только твоим книгам, но и твоей красоте – она сказала, что так выглядел бы Шелли, если бы он дожил до пятидесяти пяти лет и отрастил бороду. Серьезно, Ридли, ты, пожалуй, самый тщеславный из всех, кого я знаю. – Она поднялась из-за стола. – А знаю я, между прочим, многих.
Найдя у камина свое письмо, она добавила пару строчек, после чего объявила, что идет отправлять письма, и пусть Ридли принесет свои и – Рэчел?..
– Надеюсь, ты написала тетушкам? Давно пора.
Женщины надели пальто и шляпы, предложили Ридли присоединиться – он решительно отказался, заявив, что от Рэчел он ожидал подобной глупости, но Хелен должна быть умнее – и собрались уходить. Ридли стоял у огня, вглядываясь в глубины зеркала и морща лицо так, что стал похож на военачальника, обозревающего поле битвы, или на мученика, взирающего на пламя, которое лижет его ступни, но никак не на удалившегося от мира профессора.
Хелен схватила его за бороду.
– Отпусти, Хелен.
– Так я глупа? – напомнила она.
– Порочная женщина, – сказал он и поцеловал ее.
– Оставляем тебя при твоем тщеславии! – крикнула она уже из-за двери.
Стоял чудесный вечер, света хватало, чтобы видеть дорогу далеко вперед, хотя на небе уже появлялись звезды. Почтовый ящик был вделан в высокую желтую стену на углу переулка и улицы; опустив в него письма, Хелен высказалась за возвращение домой.