По ком звонит колокол - стр. 31
– Мы все напишем, но тем, кто не умеет читать, разъясним на словах.
– Я сделаю все, что мне поручат, – сказал Ансельмо, – но не хочу, чтоб вышло опять как в Сеговии. Если будет бой или даже просто перестрелка, я бы хотел точно знать, что мне делать в каждом отдельном случае, чтобы не побежать. Помню, в Сеговии меня так и подмывало пуститься наутек.
– Мы все время будем вместе, – пообещал Роберт Джордан. – И я буду говорить тебе, что делать.
– Ну, тогда порядок, – сказал Ансельмо. – Приказы выполнять я умею.
– Нашей задачей будет мост и бой, если он случится. – Произнесенные в темноте, эти слова самому ему показались немного пафосными, но по-испански это звучало нормально.
– Это будет очень интересно, – сказал Ансельмо, и, услышав, как просто и искренне, безо всякого позерства – и без нарочитой английской сдержанности, и без свойственной романцам бравады – он это произнес, Роберт Джордан подумал о том, как ему повезло с помощником. Осмотрев мост и увидев, сколь несложной была бы задача захватить часовых врасплох и взорвать мост обычным способом, он с досадой вспомнил о приказе Гольца и о том, чем он вызван. Ему не нравился этот приказ, потому что он представлял себе, чем это может обернуться для него и для старика. Для тех, кому предназначено его выполнить, это был явно небезопасный приказ.
Нет, так думать нельзя, одернул он себя, нет людей, застрахованных от неприятных неожиданностей, и ты – не исключение. Ни ты, ни этот старик не имеете никакого значения. Вы – только инструменты, превыше всего – долг. Есть приказ, не тебе его обсуждать, есть мост, и взрыв этого моста может стать поворотным пунктом для будущего всего человечества. И, уж конечно, событием, которое, возможно, изменит ход этой войны. У тебя только одна задача, и ты обязан ее выполнить. Черта с два, тут же возразил он себе. Если бы только одна, все было бы очень просто. Ладно, кончай паниковать, пустозвон, приказал он себе. Подумай о чем-нибудь другом.
И он предался размышлениям о девушке, Марии, о ее коже, волосах и глазах, одинаково золотистых, светло-коричневых; волосы были чуть темнее остального, но они будут казаться более светлыми, когда кожа – гладкая, бледно-золотистая снаружи и словно бы более темная под поверхностью – загорит сильнее. Однако останется такой же гладкой. Должно быть, у нее все тело такое гладкое. А движения угловатые, как будто есть что-то в ней или происходит с ней такое, что ее смущает, и ей кажется, что всем это видно, хотя это не так и существует только в ее воображении. Он вспомнил, как она краснела, когда он смотрел на нее, как сидела, обхватив колени руками, как распахнулся ворот у нее на шее, как топорщилась блузка над упругими чашечками ее груди; при мысли о ней у него перехватило горло и стало трудно переставлять ноги; они с Ансельмо шли молча, пока старик не сказал: