…по имени Анна - стр. 2
Вдруг вспомнилось, что Елена Васильевна стеснялась геморроя и самолечилась с моей подачи – так лечилась моя мама – кусками льда из холодильника, а от слова «член» выпадала в нервический осадок. «Господи! Девочки! Ну, как вы говорите? Это же просто противно, невкусно!» Валюшка смеялась. «Но ведь тебе вкусно говорить – член предложения, член правительства. Даже фильм был такой в твое время. А почему член человека – противно?»
– Потому что эта часть не называется членом. Это орган. Ну, назовите по-медицински – пенис, по-гречески – фаллос.
Мы закатывались от смеха.
– Фаллос! Мама, ты спятила. Эта мокрая гургулька – фаллос? Член, и нету ему другого имени. И это прилично. Потому что есть ему более точное название.
– Не смейте! – кричала Елена Васильевна.
И мы не смели.
– Ее избранник, – трещит трубка, – русскоязычный писатель, живущий в Германии. Боже, как он знает Россию! Нам бы так! Человек с широкими взглядами на мир. Одним словом, европеец. Роман у них случился просто как в сказке: поцеловал – проснулась. Мы с отцом счастливы. Девочка нашла себя.
Ну, никакой логики. Почему она – себя, если он – ее? И еще это – «девочка».
Это ж сколько лет тому было крашение волос зубной щеткой? Девочка за такое дело не взялась, а я человек простой и всю жизнь делаю любые работы.
– Давайте я! – говорила я та.
– Браки молодых, – продолжает Елена, – погибают от неопытности.
– О да, – бормочу я эта.
– Тут уже не детство (еще бы!) и отношения строятся на опыте (еще бы!), и, конечно, любовь (ну, не знаю).
Я ведь помню, как они лизались при мне – Валюшка и ее первый муж. У меня такая откровенная сексуальность вызывала и брезгливость, и зависть. Я старше, но у меня никого не было, я крупная, я девица-гренадер, а Валюшка – бабочка-капустница, вся такая красивая, трепещущая.
– Как это все случилось? – спрашиваю я уже о сегодняшнем.
– Ефим, так его зовут, здесь по делам. Волею судеб он зашел к нам.
Понимаю. Она германистка, он из Германии. Общие дела. Сердце мое не дало сбоя при имени. Мало ли?..
– У него здесь переводится книжка. Его фамилия Штеккер. Ефим Штеккер.
Вот тут «мое сердце остановилось, мое сердце замерло». Так поет эдакий крепыш, глядя на которого моя бабушка, тоже любительница красного словца, сказала: «Да его ломом не убьешь… Сердце у него остановилось…». Это несоответствие слов и могучести молодости ее забавляло, как всякий зигзаг жизни.
Бабушка – а ей, слава Богу, за восемьдесят – она пережила маму, любила телевизор и все, происходящее в ящике, воспринимала буквально. Плакала вместе с Таней Булановой, закатывалась над «тупыми родственниками» юмориста Евдокимова. Она слабела умом, не доставляя родным хлопот, а то, что не отличала войну киношную от настоящей и пугалась летящих с экрана самолетов, так это такая ерунда. Ну поплачет, ну посмеется. Так у нее усыхал когда-то острый и ядовитый ум. Я – в бабушку. Наверное, буду такая же.