По эту сторону зла (Былое и дамы-2) - стр. 10
– Она что, выставила его на всеобщее обозрение?
– Что-то вроде того. Обозрение не так чтобы всеобщее, а только для тех, кто заплатит.
– И что сделали вы с Лу, когда это увидели?
– А что мы могли сделать? Заплатили и вошли.
– Вы хотите сказать, что Лу заплатила, чтобы посмотреть на Фридриха в таком печальном виде?
– А что ей оставалось? Бесплатно Элизабет бы ее не впустила! Она и так, едва лишь узнала Лу, ощетинилась, как еж, и зашипела, как гремучая змея: «Ты что тут делаешь?» А Лу улыбнулась, как только Лу умеет улыбаться, и пропела нежно-нежно: «Я, как и все, пришла полюбоваться на великого Заратустру, который уже ничего не может сказать». И положила деньги в кувшин, стоящий на столике у входа. После этого Элизабет уже не могла нас не впустить, тем более что к тому времени появились еще люди и смотрели на нас с любопытством. Мы гуськом прошли по коридору и оказались в комнате, в центре которой возвышалась кровать. Кровать стоит на высоком пьедестале, чтобы ничто не заслоняло Фридриха от глаз посетителей. Лу прямо задохнулась, увидев на ней чучело Фридриха в белом одеянии. Мы медленно двинулись по узкому проходу между кроватью и стеной, и было странно видеть, как неподвижны широко раскрытые глаза Фридриха. Его устремленный в потолок взгляд не следовал за движением проходящих мимо людей. От этого взгляда меня охватил такой ужас, что волосы на затылке встали дыбом. Это был взгляд мертвеца.
– Ну что вы сидите, Савелий? Вставайте и поехали! – вскочила с дивана Мальвида. – Поехали скорей!
– Куда? Я только-только приехал, – оторопел Савелий.
– В Наумбург! Спасать Фридриха!
– Куда ты можешь ехать, Мали, если у тебя то и дело болит сердце? – забеспокоилась Ольга.
– Не могу же я лежать тут и думать, что моего Фридриха превратили в чучело, одели в белый балахон и показывают за деньги! Он ведь такой нервный, такой чувствительный!
– Он был когда-то нервный и чувствительный, а теперь ему все равно!
– Тем более отвратительно, что она для заработка использует его безответность! Я должна поехать туда и положить конец этому безобразию.
– А как ты это сделаешь?
– Если понадобится, я обращусь в полицию.
– Ничего себе! – развеселился Савелий. – Знаменитая революционерка Мальвида фон Мейзенбуг обращается в полицию за справедливостью!
– Ну и что? Пусть революционерка! Ради спасения Фридриха я готова просить помощи даже у полиции!
– И напрасно! Полиция вам не поможет!
– Это мы увидим. Довольно разговоров – поехали!
Савелий раскрыл чемоданчик и вынул стетоскоп:
– Займемся сердцем. А сначала расскажу, что мы с Лу услышали. Мы вышли из душной комнаты, где был выставлен Фридрих Ницше, и остановились на крыльце, чтобы вдохнуть чистый деревенский воздух. Я посмотрел на часы и, обнаружив, что до нашего поезда осталось еще довольно много времени, предложил Лу отдохнуть в заброшенной беседке, притаившейся в дальнем уголке сада. Мы сидели молча, переживая кошмар увиденного святотатства. Погода была дивная – лето неспешно переходило в осень, запах дыма смешивался с запахом опавших листьев. И вдруг тишину нарушил нарастающий цокот лошадиных копыт и одновременно топот каблучков, бегущих по камням. Я сидел лицом к воротам и первым увидел, как Элизабет бросилась навстречу подъезжающим к дому дрожкам, запряженным парой славных лошадок.