По доброй воле - стр. 32
– У тебя высокая стрессоустойчивость? – тем не менее интересуюсь я. – Или ты принимаешь какие-то сильнодействующие вещества, чтобы всегда быть таким? Мне важно знать. Не хочу иметь дело с наркоманом или зависимым человеком.
– Таким? – Ухмылка на лице Григория становится выраженнее. – Это каким?
– Вечно угрюмым и сдержанным. Что действительности мало соответствует, в постели ты другой, – намекаю я на наш вчерашний секс. – Никаких ограничений и рамок. Абсолютная вседозволенность.
Григорий смотрит на меня с интересом. Мы стоим в очереди, ждем регистрацию на борт. Странно, что на чартер, пусть и в бизнес-класс. Мне казалось, люди уровня Шахова сторонятся общества других. Или все финансы он вложил в мой бизнес? Что, конечно же, маловероятно.
– Обычно лекарство, которое я ввел тебе в машине, действует подавляюще. У тебя почему-то обратная реакция. Весь полет теперь будешь болтать? Если бы знал о подобном побочном эффекте, сделал бы выбор в пользу снотворного. Я планировал поработать дорогой, Агния, – серьезно произносит Григорий.
– Ты не ответил на вопрос, – игнорирую я его слова. – Ты принимаешь наркотики или что-то еще?
– Нет, – отрезает Шахов. – Ничего, кроме алкоголя и сигарет.
– А стрессоустойчивость?
– Очень высокая.
– Тогда почему ты был на этих препаратах?
– На бензодиазепинах? В какой-то момент в жизни все пошло под откос. Партнеры подставили, брак разрушился. Я остался в долгах и с риском присесть на большой срок. Мучили сильные головные боли, много нервничал, работал на износ. Стало сложно вывозить. Лекарства помогли, но я пил большими дозами, и не только бензодиазепины, что не очень хорошо. Однажды потерял сознание и впал в кому. Почти два месяца провалялся в больнице. Об этом периоде моей жизни ты ничего в интернете не найдешь. Ну или очень скудные факты. Это было до того, как я начал приумножать свой капитал и стал тем, кем сейчас являюсь. Агния, надеюсь, понятно, что информация, которую ты узнаешь от меня, не рассчитана на широкий круг людей и в обществе я жду от тебя достойного поведения?
– Больше молчать и вести себя так же сдержанно, как и ты?
– Да. И никогда не делиться личным с публикой. Для меня это табу. На публике ты – сама скромность и целомудрие.
– А с тобой?
– Целомудрие можешь убрать. В остальном все то же самое. Мы не настолько близки, чтобы я переживал за твое душевное состояние. Но какие-то моменты, конечно, не могу оставить без своего внимания и вмешательства.
– Это ты про сравнение тебя с другим человеком?
Григорий ничего не отвечает. Подходит наша очередь. Разговор продолжается лишь после того, как мы оказываемся на борту самолета. Шахов кивает, чтобы я пристегнулась.