Плюшевая заноза - стр. 18
– Разве что, когда наши языки станут единым целым в страстном поцелуе… – я ждал ее реакции.
– Тогда придется отрезать твой язык при первой же возможности, чтобы до этого (не дай Бог) не дошло, – отозвалась она.
Ух, стерва!
Солдата наша перепалка откровенно забавляла. В глазах искрились смешинки, вперемежку с теплотой. Так смотрят, наверно, на друзей.
– Джон, может, тебе за попкорном сгонять? А то тут представление только начинается.
– Отстань от девочки, – весело ответил он, игнорируя мой сарказм. – Правда, чего орал-то? Сон плохой?
– Ага. Приснилось, что я проснулся у себя дома, а все вот это, – я обвел взглядом комнату, – страшный сон. А потом я снова проснулся, и оказалось, что «страшный сон» никакой вовсе и не сон, а все вот это…
О том, что мне не хватало солдата и зайки, я предпочел умолчать. Не привык показывать свои слабости.
– Мне тоже поначалу снились подобные сны, – сказал Джон. – Видимо, сознанию тяжело перестроиться. Ничего, со временем сможешь спать спокойно.
– Главное, чтоб Ричард не начал сниться в кошмарах, – усмехнулся я.
– Не переживай. Не начнет. Он будет твоим кошмаром наяву.
– Вот спасибо! Успокоил.
Я хотел было еще немного взбодрить зайку, рассказав вкратце что у кого из игрушек сломано в процессе безобидных детских игр, и что ее примерно ждет, но тут на лестнице послышались шаги и я насторожился. Одно дело дразнить девушку и совершенно другое – стать наглядным примером для нее.
Вздох облегчения пронесся по комнате, когда в детскую вошла мама Ричарда. Тихонько напевая какую-то ритмичную песенку, она подошла к окну и отдернула шторы. Свет больно ударил по глазам, и в следующий момент повсюду заплясали солнечные зайчики. Комната наполнилась желтоватым свечением и в этом свечении, стоя лицом к нам в оконном проеме, мама казалась ангелом. Волосы отливали золотом, а из-за того, что солнечный свет падал сзади, они как будто горели. Изящная фигура казалась еще тоньше, еще невесомей. Бархат ее голоса вызывал острое желание завернуться в него, раствориться, рассыпаться на миллионы частичек, чтобы потом быть им же воскрешенным.
– Как ее зовут? – спросил я, не сводя с нее глаз.
– Глаза сломаешь! – попыталась укусить меня Лия.
– Оу, да тут запахло ревностью!
– Еще чего! – фыркнула она. – Просто не люблю, когда на женщин так откровенно пялятся.
– Это Джессика. Джессика Андерсон, – это уже голос Джона.
– Красивая…
– Красивая…
– Фррр! – кажется, зайка не любила конкуренток.
Джесс, танцуя, прошла по комнате, убирая все по своим местам. Разбросанные вещи заняли свое законное место в шкафу, карандаши были аккуратно уложены в подставку, а разрисованные листочки сложены в стопку на краю стола. Невесть откуда взявшейся тряпочкой (возможно, я просто не заметил ее в руках), мама смахнула пыль с полок и направилась к нам. Несколько безнадежно поломанных игрушек были сложены в мусорный пакет, остальные отправились в полупустой ящик, включая Бамблби и солдата. Последний оказался погребен под конструктором и парой машинок. Из ящика доносилось сопение, пыхтение и тихий мат. Он что, ругаться умеет?