Плюс один стул - стр. 26
– Ох, милый. Сегодня кажется, что сбылось, а завтра, глядишь, и вроде как нет. Это от человека зависит. Вот я думаю, что сбылось, и на душе легче. Яблоки-то в этом году точно будут. А просила я за них в прошлом. Так что, считай, сбылось. А про картошку – так я сама виновата. Не поливала. Ноги-то болели. А потопчись с утра со шлангом… Да и вскопали плохо. Вот и нет картохи. Тут только на себя пенять.
– А ты думаешь, святые тебя слышат? Как они понимают, что тебе нужно? Людей-то много.
– Думаю, слышат. Только выбирают те желания, что важнее. Ну и бог с ней, с картохой. У других-то беды поболе моих. Вот я думаю, что их и слышат в первую очередь.
– Тогда и ты попроси что-нибудь важное и серьезное. Так и проверим – сбудется или нет.
– Незачем их зря тревожить. Ты, главное, рядом, я еще хожу. Роза тоже нервы мне треплет. Так что все хорошо. Грех жаловаться.
Роза Герасимовна, вторая Петина бабушка, была еврейкой, привезенной в Москву в раннем детстве из Польши. Она считала себя атеисткой, но Петя ел у бабушки то треугольные пирожки – гоменташен, то мацу. Что, впрочем, не мешало Розе Герасимовне совместно с Евдокией Степановной красить яйца и печь куличи на Пасху. Эти две бабушки заключили негласное перемирие и соблюдали приличия. Поэтому Петя должен был держать в строжайшем секрете, что баба Дуся рассказывает ему про святых и показывает иконки – строгих мужчин и некрасивых женщин с недобрыми, вытянутыми лицами. Точно так же он ни за что на свете не мог рассказать бабе Дусе, что ходил с бабой Розой в магазинчик при синагоге, где она объясняла, что значит «кошерное» и к какому празднику она покупает вино.
В детстве Петя больше боялся бабу Розу, признавая за ней неформальное лидерство. Именно баба Роза теперь являлась ему в кошмарах, строго грозя пальцем. Наверное, потому, что она умерла, а баба Дуся жила, все так же возилась с картошкой, которая никак не урождалась, и к ней Петя должен был приезжать на выходные, чтобы «разобрать мебель».
Баба Дуся, устроившая на даче мебельный склад, никак не могла расстаться ни с одним предметом из старых гарнитуров. Даже табуретку выбросить у нее не поднималась рука. И задача Пети заключалась в том, чтобы перенести тумбочку или стул из одного угла комнаты в другой, с террасы в чулан, из чулана на террасу. После смерти Розы Герасимовны все ее нехитрое имущество в виде кухонного гарнитура из карельской березы, который был предметом многолетней зависти Евдокии Степановны, ей и отошло. Но гарнитур, так красиво смотревшийся на кухне Розы Герасимовны, оказался неудобным – стол слишком большой, стулья чересчур тяжелые. Массивный диван из гостиной, перетянутый незадолго до смерти хозяйки тканью оливкового цвета в рубчик, был неимоверными усилиями доставлен на дачу Евдокии Степановны. Диван не разбирался, не складывался и не помещался даже в грузовой лифт. Пока грузчики прилаживали диван, ставя его то на попа, то боком, то вдоль, то поперек, лифт замигал лампой, дернулся и сломался, не выдержав нагрузки. Евдокия Степановна, руководившая погрузкой, тогда перекрестилась, решив, что сватья не желает расставаться с имуществом. Но отступать Евдокия Степановна не привыкла. Диван спустили на руках, благо этаж был третий, и довезли до деревни за бешеные деньги, потому что далеко. Но и там вожделенный диван, на котором любила сиживать Роза Герасимовна и который придавал ей практически царственный и неприступный вид, отказался проходить в дверь.