Плоть и кровь - стр. 38

– Быть одной из принцесс – это уже большая честь, – сказала она. – Да садись же, папочка. Молоко готово.

Интересно, куда подевался Билли? Отца он, конечно, не убьет, это понятно, а вот отец, если Билли войдет сейчас в кухню и поведет себя определенным образом, может сделать все что угодно.

– Ты не просто принцесса, – сказал он, опускаясь на стул. – А вообще, как ты? Счастлива? Как Тодд?

– Тодд он и есть Тодд, – ответила она, разливая по чашкам молоко.

– Школа есть школа, а Тодд есть Тодд, – произнес он. – Как-то невесело это звучит. Не очень счастливо.

Она поставила перед ним чашку, сказала:

– Не слушай меня. Все отлично. Наверное, у меня синдром выпускницы, что-то в этом роде.

– Как?

– Синдром выпускницы. Отчаянное желание покончить со школой, пока ты в ней на хорошем счету. Медицина тут все еще бессильна.

Отец покивал, глядя в чашку с молоком.

– Мы с твоим братом немного повздорили сегодня, – сказал он.

Отец хотел столь многого. И мог причинить столько вреда.

– Слышала, – отозвалась она. – Мне хотелось бы, чтобы вы не ругались так часто.

– Ты это не мне говори. Ему. Хочешь знать, как он меня обозвал?

– Что?

– Свиньей, вот как. Свиньей.

– Ох, папочка.

– Обычно он так полицейских называет. Обозвал меня говенной свиньей, прости за грубое слово. Вот как теперь разговаривает со мной твой брат.

– Тебе не стоит принимать близко к сердцу все, что он говорит.

– А твоя мать велела мне убираться из дома…

Перенасыщенный эмоциями голос отца звучал сдавленно. Лицо его потемнело.

– Она просто была расстроена, – сказала Сьюзен. – Ты же знаешь, нервы у нее все время натянуты, ей просто не под силу переносить ваши ссоры.

– Наверное. Наверное, это так. Ты все понимаешь, правда? Тебе всего восемнадцать лет, а ты уже так много понимаешь.

– Не так уж и много. Послушай, папочка, время позднее. Мне надо поспать.

– Если бы твоя мать понимала хоть половину того, что понимаешь ты. Господи… Если бы она не злилась так все время.

– Мне завтра придется встать около пяти…

Он положил ей на голову ладонь. Выражение его лица она прочитала с легкостью: любовь, жажда любви, бездонное горе.

– Сьюзи, – произнес он. Теперь лицо его было молящим, исполненным детской, еще неосознанной, страстной потребности.

– Я здесь, – сказала она. – Здесь, с тобой.

Она оставалась неподвижной. Страх и непонятное возбуждение владели ею. Не желание, нет, это неточное слово. Она сознавала власть, которую могла бы приобрести. Слышала, как на футбольном поле выкликают ее имя, видела, как возносится в пропитанный светом прожекторов воздух корона. Медленно, нежно, она сжала большую, исстрадавшуюся голову отца своими тонкими ладонями, привлекла его лицо к своему. От отца пахло пивом – запах сильный, но вовсе не неприятный. Человеческий запах. Сьюзен думала, что он отдернет голову. Не отдернул. Она испугалась. И позволила поцелую длиться и длиться.