Плохая война - стр. 2

– Рохе? – удивился Волков. – А отчего же вы не велели кавалерам на вражеский арьергард навалиться?

Тут Брюнхвальд вдруг замолчал, чем удивил Волкова немало.

– Что же с кавалерами было, ротмистр? – спросил он, видя, что Брюнхвальд молчит.

– Кавалеры к тому времени пребывали в полной расстроенности, совсем растеряли строй, – ответил ротмистр.

Тут как раз пришёл Максимилиан с двумя солдатами, они несли воду, сапоги и одежду. Волков скинул несвежую рубаху, стал мыться, вытираться, он больше ни о чём не спрашивал у Брюнхвальда. А тот, видно, не собирался оправдываться за других, тоже молчал и ждал, пока кавалер закончит туалет.

Свежая рубаха, стёганка, кольчугу и берет надевать не стал, надел простой солдатский подшлемник с тесёмками, было холодно. Сапоги, перчатки, меч. Он, хоть и был слаб, да кто о том знает, с виду он был как всегда бодр и строг.

– Максимилиан, распорядитесь об обеде.

– Уже, кавалер, но повара вам обед ещё готовить не начали, придётся подождать.

– Ждать некогда, у солдат обед готов? Бобы остались, горох, сало?

– Пообедали уже, но что-нибудь найдём.

– Побыстрее.

Волков поворачивается к Брюнхвальду:

– Надеюсь, Гренер жив и здравствует?

– Здравствует, здравствует, – заверил его Брюнхвальд.

Но тон у Брюнхвальда был уже другой.

– Максимилиан, Гренера ко мне. Немедля.

Солдаты из роты Брюнхвальда уже ставили его шатёр, искали мебель по обозу, но ему не терпелось. Он был голоден, но голод он перетерпел бы. Он надеялся, что, поев, он быстрее избавится от слабости, которая его раздражала. Ему уже несли бобы в хлебной подливе, толчёное сало с чесноком и свежим хлебом, сухофрукты, два вида сыра и вино. Всё ставили прямо на бочку из-под пороха. Кавалер сел есть, во время обеда со всех концов лагеря собирались офицеры и молодые люди из его выезда. Все спешили к нему, чтобы поздравить его с победой. Тут был и капитан фон Финк, и Рене, и Бертье.

Они кланялись, поздравляли его, останавливались неподалёку, переговаривались. Он отвечал им всем и улыбками, и поднятием кубка. Только Роха, болван, допрыгал до него на своей деревяшке и полез обниматься:

– Жив? Чёртов Фолькоф, я уж думал, что ты не вылезешь из-под чёртовых перин, совсем был белый, когда с тебя снимали латы. Белый, и пальцы такие холодные были, как у покойника. Да, монах у тебя молодец, молодец. В который раз убеждаюсь.

От него несло луком, дешёвым винищем и потом. Кавалер всем видом показывал ему, что сие поведение сейчас недопустимо, но Роха крепко держал его:

– Ты что, болван, щупал меня, пока я был в беспамятстве? – спросил Волков, морщась от таких душистых объятий.