Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - стр. 18
И правильно делали. Плисецкая писала в своей книге, что «жучки» стояли даже в их с Щедриным спальне. Но узнали они об этом, конечно, гораздо позже. Да, Майе Михайловне досталась непростая судьба. А вот с многочисленными родственниками, о которых предупреждала Лиля Брик, она не слишком «роднилась»: «У меня есть родственники, которые говорят, что я стала известная и потому с ними не общаюсь. Они не говорят главного – они со мной не общались, когда моего отца посадили. А потом, когда я стала знаменитой, они решили быть моими родственниками. Но это дальние родственники. А ближние… Одни претензии. Мне трудно с людьми, у которых претензии. Потому что я ни у кого ничего не одалживала. Я никому ничего не должна. И тогда что отдавать, и почему, и за какие заслуги? Я всегда была обязана и танцевать, и играть, и давать деньги, будто бы мои родственники – инвалиды на колясках. Если человек может сам заработать – то почему я должна на них работать? У меня есть двоюродная сестра, я ее обожаю. Она чудесный человек. И ко мне ноль претензий. Это дочка папиной сестры. Матери, которая не работала, я отдавала все свое жалованье. Это было совсем другое дело».
В другом интервью ее спросили:
– Майя Михайловна, однажды на вопрос «Чего вы больше всего боитесь?» вы вдруг ответили: «Родственников».
– Продолжаю бояться! Понимаете, это очень серьезная тема в моей жизни. Мои родственники претенциозны и обидчивы. Есть даже такая поговорка – родственникам не обязательно, чтобы ты был лучше. Моя тетка требовала, чтобы я у нее занималась. А мне не подходил ее класс. Требовала, чтобы я танцевала с ее сыном, внушив ему, что он лучше Нижинского. Я этого не сделала.
Это она о Суламифи, с которой рассорилась сильно, почти смертельно. Вот что рассказывает об этом Валерий Лагунов:
«Суламифь очень много для нее сделала. Там была такая проблема. У нее был очень поздний сын Миша. Он выпускался в нашем училище, намного моложе меня. Его не приняли сначала в театр. Потом Майя Михайловна все сделала, поговорила. Его взяли. Он начал танцевать в кордебалете, какие-то небольшие соло».
Наталия Касаткина вспоминает, как танцевала с Михаилом Мессерером:
– У Суламифи была падчерица, дочка ее мужа, мы учились в одном классе. И я приходила к ним в дом. Это дом Большого театра на Тверской. В это время родился Мишка. Я прихожу, она его держит на руках. И давала мне подержать его. Очень интересно произошло дальше. Я его держала на руках, и он гугукал. Прошло двадцать лет. Я уже заканчивала свою карьеру в Большом театре. Что-то танцую – какую-то четверку в вальсе «Лебединого озера» Григоровича, уже никакие не соло. И меня поставили с Мишей. Я ему говорю: «Миша, я тебя на руках держала, теперь ты меня держи».