Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - стр. 14

Михаил Плисецкий был честным, открытым и искренним человеком. Его с первого взгляда полюбила не только Рахиль, но и все Мессереры. Он умел дружить и всегда помогал друзьям, если у него была такая возможность. На работу на Шпицберген директором учебного комбината он взял своего товарища Ричарда Пикеля с весьма разнообразной – от председателя Минского губревкома до ответственного редактора Союза драматургов и яростного критика Михаила Булгакова – биографией. К 1934 году Пикель, заведовавший в 1924–1926 годах Секретариатом председателя Коминтерна Григория Зиновьева, был в опале. В 1925-м его исключили из партии как члена оппозиции, но в 1929-м восстановили, после того как от оппозиции он отрекся. Плисецкий такого шлейфа не испугался и взял Пикеля на работу. В 1936 году во время суда над Зиновьевым и Каменевым (вошедшим в историю как Первый московский процесс) Пикель, как и другие обвиняемые, дал признательные показания. Сейчас все знают, как они выбивались, а тогда этого не знали, но знали, что Пикель признался ни много ни мало в подготовке покушения на жизнь Сталина. Все 16 подсудимых были признаны виновными и 24 августа 1936 года приговорены к высшей мере наказания. Их расстреляли на следующий день. А потом НКВД начал арестовывать тех, кто был связан с приговоренными.

Сначала Михаила Плисецкого, который к тому времени уже возглавлял «Арктикуголь» в Москве, сняли с должности и исключили из партии. Его арестовали 30 апреля 1937 года – как водится, ночью (может быть, из-за этого Майя Михайловна всю жизнь страдала бессонницей?). Рахиль была на восьмом месяце беременности их третьим ребенком. Азарий Плисецкий, никогда не видевший отца, вспоминал: «Когда отца арестовали, мама успела передать родным некоторые принадлежащие ему вещи. Остальное было конфисковано и появлялось потом чуть ли не в комиссионных магазинах. Но кое-что мама все-таки успела спасти. У меня на память об отце хранилась модель шахтерской лампы, которую ему подарили на Шпицбергене. На ней было написано: “За большевистское руководство Михаилу Эммануиловичу Плисецкому от работников рудника”. Когда папе сказали собираться, он, конечно, был растерян. Беременная мама складывала ему с собой какие-то вещи в чемоданчик и, держа галстук в дрожащей руке, спрашивала: “А галстук нужен?” Эта деталь из ее рассказов почему-то особенно врезалась мне в память…» Но все это Азарий, как и Майя с Александром, узнали гораздо позже, когда во время перестройки получили доступ к делу № 13060, состоящему из двенадцати томов, в архивах КГБ СССР. Восьмого января 1938 года Михаила Плисецкого расстреляли, но никто из родных долгие годы этого не знал. А Рахиль ждала его, кажется, всю жизнь. Даже когда знала, что он не вернется, все равно ждала. Не было другого такого. И Майя Плисецкая, помнившая отца красивым и веселым, говорила то же: не было на земле другого такого человека. Детям о том, что отец арестован, не говорили. Сказали, что его срочно вызвали на Шпицберген. Они поверили.